предложил он. – Я это просто обожаю.
Я согласилась, но скорее чтобы успокоить Пола, – хотя уборка мне и правда не помешала бы.
Как только Пол вошел в дом, глаза у него разбежались.
– Начнем с кухни? – спросил он.
– Ты здесь босс, – ответила я.
Пол зашел на кухню и начал разглядывать разбросанные повсюду коробки из-под хлопьев. У меня были заставлены все рабочие поверхности, и, открыв шкафчики, Пол сразу понял почему.
– О боже, да у тебя здесь целая аптека, – ошеломленно произнес он.
– Это все не мое, не переживай, – сказала я.
– Зачем тебе столько таблеток?
– Милый, я помогаю людям из самых разных мест, – ответила я. – Мне звонят мужчины и женщины со всего штата. Больше им не к кому обратиться.
Пол был поражен. Весь его мир вращался вокруг бара и дома. Он и представить не мог, скольким людям я помогаю.
– Давай-ка я заварю кофе, – предложила я.
Мы сели за стол, и я объяснила Полу, что люди, умирая, оставляют мне свои лекарства, чтобы я могла отдать их нуждающимся.
– Помнишь, как я сразу же достала азидотимидин для Билли? И как он начал курс лечения в тот же вечер?
Мы целый час обсуждали, через что мне пришлось пройти и сколько фармацевтов выгнало меня из аптек. Я объяснила Полу лишь немногое из того, что следовало знать Билли, потому что не хотела грузить его еще сильнее. Рассказала, как важно, чтобы Билли регулярно принимал таблетки по определенной схеме и чтобы обращал внимание на все симптомы. Какую бы инфекцию не подхватил Билли, мы должны действовать на опережение. Полу тоже было нужно сдать анализы, но давить на него не стоило. При этом я четко дала ему понять, что сделать это просто необходимо. Обычно повторять такие вещи дважды не приходится.
Пример Билли вдохновил других – тех, о чьем положительном статусе знала только я, – тоже рассказать о своем диагнозе. Так образовалось небольшое сообщество, которое я когда-то надеялась организовать в церкви. Через некоторое время Пол сказал, что хочет познакомить меня с Норманом Джонсом, который был легендой местного гей-сообщества. Норман открыл «Норма Кристис» – первый гей-бар в Хот-Спрингсе – и назвал его своим дрэг-именем. Он также был владельцем «Открытия», крупного гей-бара в Литл-Роке, и, можно сказать, был главным в мире дрэг-конкурсов красоты. Несколько лет назад он основал организацию «Помощь больным СПИДом» и по всем признакам был имеено тем человеком, с которым мне стоило познакомиться. И как можно скорее.
Я приехала в «Открытие». Бар представлял собой гигантскую металлическую коробку, для красоты покрытую светло-желтой штукатуркой и облицованную камнем. Норман управлял своим заведением на окраинах Литл-Рока железной рукой в бархатной перчатке. Это был худощавый, но грозного вида человек с напряженным лицом, идеально накрашенными бровями и взглядом, полным недоверия и подозрения. Он встретил меня за столом у себя в кабинете, и мне казалось, что я пришла на собеседование. В кабинет то и дел входили Кен Браун, охранник бара, и дрэг-квин без костюмов. Некоторых из них я знала по Хот-Спрингсу, и они со мной здоровались. Норман смотрел на меня как на головоломку, которую невозможно разгадать.
Я рассказала ему о своей работе, и он постепенно расслабился и начал посвящать меня в свои дела. Мне было известно, что он втайне оплачивает похороны и лекарства из собственного кармана и ежегодно устраивает благотворительные дрэг-мероприятия, благодаря которым собирает необходимые средства. Также немного денег приносило и дрэг-шоу, которое он запустил по пятницам. Вся выручка шла напрямую нуждающимся.
– На эти деньги мы и покупаем им лекарства и оплачиваем аренду.
Мы доверились друг другу. Норман начал выплачивать мне небольшую ежемесячную стипендию на бензин, а затем присвоил должность в своей организации, хоть это и было нужно лишь для того, чтобы я могла заставлять врачей выполнять их работу. Норман был очень влиятельным человеком в мире геев, чего нельзя было сказать о мире натуралов. Он рассказал, что еле нашел рабочих, которые согласились прийти в «Дискавери» и починить кондиционер. К геям никто не хотел даже приближаться. А меня не то чтобы хорошо принимали в обоих мирах, но и там и там у меня были свои связи. Когда нужно было оказать давление, я говорила: «Я исполнительный директор организации “Помощь больным СПИДом”».
Этой должностью я подписывала бесчисленные письма, которые отправляла, пытаясь добиться помощи для ребят. И Бонни, вычитывая мои послания, всегда хихикала над формулировкой «исполнительный директор». Но я знала, что она мной гордится: уж Бонни-то была в курсе, что я по-прежнему роюсь в помойках в поисках продуктов для своих подопечных. Но адресатам писем это было знать не обязательно.
В моих письмах содержалось предложение запустить в больницах и клиниках обучающие и информационные программы. Я была готова рассказывать обо всем, чем сама занимаюсь изо дня в день. Некоторые, чтобы я перестала наконец заваливать их письмами, соглашались. Таким образом я делала шаг навстречу своей мечте: убедить окружающих в необходимости создать в Хот-Спрингсе или в Литл-Роке хоспис.
Один хоспис в Хот-Спрингсе был, но больных СПИДом в него не принимали. Также в нашем городе было одно разорившееся медицинское учреждение, и моя инициатива могла бы его спасти.
– Хосписа для больных СПИДом здесь не будет никогда! – заявил мне управляющий этого учреждения. – Я этого не допущу!
– Мне кажется или вы хотите сказать, что скорее готовы сбросить свою клинику с обрыва, чем помочь больным СПИДом? – спросила я.
– Мы еще посмотрим, как все обернется, – ответил управляющий.
– Посмотрим, – согласилась я.
Глава двадцать четвертая
Я лежала в кровати и не видела пламени. Подошла к окну только в четыре утра, когда мне позвонил доктор Айли, сосед из дома напротив. Кто-то поставил у меня во дворе деревянный крест и поджег. Крест был всего четыре фута[46] высотой. Поджигатель явно был довольно ленив.
– Вы видите? – спросил меня доктор Айли. – О боже!
Я смотрела, как он, сидя в машине, говорит со мной по автотелефону. Он был одним из самых состоятельных жильцов на нашей улице. Увидев меня в дверях, доктор Айли тут же собрался уезжать.
– Я как раз возвращался домой из больницы, – сказал он. – Был срочный вызов.
Он хотел сообщить мне о том, что крест горит, но помогать его тушить не собирался. Пока я бежала к выходу, проснулась Эллисон. В ее глазах читался ужас, а я была просто очень зла.
– Все в порядке, милая, – сказала я дочери. – Скоро вернусь.
Я пошла за шлангом. Крест был совсем небольшим, и мне подумалось, что, возможно, это всего лишь отвлекающий маневр: меня хотели выманить из дома. Но главное, кто бы ни пытался мне насолить, он явно был трусом. Размотав шланг, я взялась за клапан, как за пистолет. Может быть, поджигатель выбрал крест из обработанной древесины, чтобы он горел подольше. А может, он просто первым попался им под руку.
Думаю, крест поджег кто-то из тех, кто звонил мне, чтобы излить свою ненависть, – а высоким интеллектом все они не отличались.
– Алло, это Ларри из ку-клукс-клана, – сказал один из них и, чертыхнувшись, повесил трубку.
В другой раз позвонил человек, который, видимо, не знал, что у меня есть определитель номера.
– Гарольд, а твоя жена в курсе, что ты звонишь мне посреди ночи? – спросила я.
Теперь я с легкостью могла потешаться над такими звонками. Как же приятно было осознавать, что, подняв трубку, я останусь лежать в кровати и мне не придется мчаться в больницу.
В конце концов огонь я погасила. И еще облила водой участок вокруг костра – на случай, если из него выскочила искорка. А затем повалила крест на землю. До восхода солнца было еще далеко, и я стояла одна в полной темноте. Подняв глаза, я увидела в освещенном окне темный силуэт Эллисон.
Я обожала этот дом, но понимала, что соседи меня не слишком любят, ведь на нашей
