За полчаса до двенадцати генералы вошли в башню и расселись в зале на отведенные им места. Из соображений безопасности окна завесили, заперли рамы на задвижки, а башня была оцеплена ротой солдат с винтовальными ружьями. Венгры еще не появились, их ждали с минуты на минуту. В башне не оставалось никого из посторонних. Анита и Грин стояли подле нее вместе с офицерами нижних чинов, наполнившими территорию цитадели. После прибытия мятежных военачальников американец должен был в сопровождении конвоиров спуститься в подвал и зажечь свои электрические дуги.
– Какие строгости! – шепнул он Аните, стоя в крепостном дворе. – У нас президента Тейлора и то так не охраняют…
Но Аните не казалось, что Паскевич перебарщивает с бдительностью. Сейчас, когда до окончания войны оставались считаные минуты, было бы крайне досадно пропустить выходку какого-нибудь фанатика, желающего сорвать заключение договора о сдаче.
И вот, когда напряженное ожидание достигло апогея, перед башней вдруг появился человек, весь пропыленный и изодранный, как будто ему пришлось долгие версты пробираться сюда напрямик через леса. Он растолкал офицеров, выскочил на открытое пространство перед входом в башню и, еще не отдышавшись, вытолкнул из себя три отрывистые фразы:
– Это обман! Никакой сдачи не будет! Всем, кто в башне, – срочно на выход!
Он сделал попытку подойти к дверям, ведшим внутрь сооружения, но вышколенные солдаты не пустили его. В толпе заволновались. Никто еще не успел осознать, что это было: бред сумасшедшего или реальное предупреждение.
– Да поверьте же мне! – простонал изодранный. – Кто-нибудь… скажите генералам: башня вот-вот взорвется!
Волнение в толпе усилилось, и никто не обратил внимания на двух человек, которые отделились от остальной массы и переместились к стене.
– Ты все испортил, Алекс, – проговорила Анита печально.
Она стояла под окном зала, в котором собрались командующие, а к ее виску был приставлен ствол «Кольта Уолкера».
– Да, Макси, вы все испортили, – подтвердил Джеймс Грин.
Максимов уставился на них.
– Нелли!.. – рванулся вперед, но встретился с холодными глазами американца и остановился. – Что это значит, Грин? Отпустите ее и уберите револьвер!
– Это значит, – ответила Анита, поскольку державший ее за плечо промолчал, – это значит, что он и есть тайный агент мятежников. Кличка: Красный. Прошу любить и жаловать.
– Красный – не кличка, – поправил Грин. – Это мое настоящее имя. По отцу я – венгр. Мать была француженкой, тут я вас не обманул, но почти всю жизнь прожила в Буде. Она хотела назвать меня Бела, то есть «белый», но отец сказал, что мужчине больше подходит другой цвет. Так я стал Пиросом, по-венгерски это «красный». А когда понадобилось придумать псевдоним, я поменял цвет на противоположный. И стал green – зеленый…
– С именами разобрались, – сказала Анита. – А теперь отпустите меня.
На американца, оказавшегося фальшивым, уже нацелились дула десятков ружей и офицерских пистолетов. Максимов замахал руками, отгоняя всех назад.
– Подождите! Разве не видите? Он ее застрелит!
– Справедливое замечание, Макси. Пусть эти господа отойдут от нас на двадцать шагов.
Офицеры отодвинулись. Остались только солдаты, охранявшие башню, но и они опустили ружья. Максимов взял себя в руки, заговорил спокойнее:
– Чего вы добиваетесь, Грин? Хотите взорвать башню? Это бесполезно. Генералы услышали нас и покинули зал…
– Макси! – Джеймс-Пирос, не выпуская Аниту, лучезарно улыбнулся. – Они нас не услышали. Окна закрыты плотно, я лично проверил: изнутри слышен только невнятный шум… – Он обратился к стоявшим поодаль офицерам: – Посмотрите кто-нибудь… там, в крайнем левом окне, отогнут угол занавески. Убедитесь, что все на своих местах.
И правда: через треугольную щель были хорошо видны фигуры генералов, сидящих за столом.
– Они там… все там!.. – пронесся шелест в толпе.
– Зал, где они находятся, нашпигован пироксилиновыми зарядами. Они повсюду: за гобеленами, за стенными панелями, в цветочных вазонах… Я не зря столько возился с прокладкой проводов. Достаточно повернуть рычаг, и все ваше верховное командование взлетит на воздух.
– Вы не сможете спуститься в подвал, где стоит ваша батарея, – заметила Анита. – Башня оцеплена…
– Смог бы! Вы служите мне надежным прикрытием… Но в этом нет нужды. Я просчитал все обстоятельства, включая непредвиденные, и на всякий случай вывел наружу резервный замыкатель. Вот он!
Грин, которого отныне следовало называть Пиросом, не отводя револьвера от виска Аниты, ловко выхватил из густой травы под стеной маленькую коробочку, от которой тянулись две тонкие жилки.
– Одно нажатие на кнопку – и европейская история изменится…
– Вы уверены? Восстание подавлено, мятежные войска разбиты, и капитуляция – дело времени.
– Это наш последний шанс! – горячо воскликнул псевдоамериканец. – У Гёргея еще тридцать тысяч бойцов, примерно столько же – у Бема. Тысяч десять – под началом Клапки в Коморне… По-вашему, мало? Когда русская армия лишится в одночасье всех своих командиров высшего ранга, она будет дезорганизована, начнется переполох. Тут мы и ударим с трех сторон: Гёргей – с запада, Клапка – с севера, Бем – с востока. А еще в дело вступят партизанские отряды, которых здесь множество… Вы будете зажаты в клещи и раздавлены.
– А вы фантазер! – сказала Анита. – Только ничего этого не случится.
Один из солдат, охранявших вход в башню, начал медленно поднимать свое ружье. Максимов заметил это, встал перед дулом.
– Не стреляйте! Он убьет Анну и все равно успеет нажать кнопку…
– Я ее уже нажал! – провозгласил Пирос, и его победный смех был заглушен взрывом, раздавшимся внутри башни.
Древняя постройка пошатнулась. Стекла вместе с рамами и клочьями занавесок вылетели из оконных проемов. Солдаты оцепления инстинктивно отхлынули от стен, боясь, что на них сейчас посыплются камни. Но пятисотлетняя кладка выдержала.
Когда умолкли раскаты, над крепостным двором повисла мертвая тишина. У Аниты заложило уши, и голос Пироса она услышала как бы издалека:
– А все-таки я справился! Теперь дайте дорогу – мне пора уходить.
Он держал Аниту левой рукой, а правой, все еще перевязанной по случаю недавнего ранения, давил ей в висок длинным дулом «кольта». Растерянные офицеры, глядя на проломы, образовавшиеся в стене на месте окон, молча расступились. Потрясение было слишком велико, никто не мог вымолвить ни слова.
Внезапно Анита нырнула вниз и тут же обратным движением, словно подброшенная пружиной, ткнула головой в запястье Пироса. Рука, сжимавшая револьвер, скакнула вверх, Пирос вскрикнул от боли в незажившей ране, ударил выстрел. Анита рванулась к Максимову, но Пирос удержал ее. Его губы скривились.
