— Ведаю. Худо там все. Началось все с того, что твоя эта паровая машина сломалась. Починить ее некому было, так как Леонид захворал, да помер. Вот и разобрали ее, чего железу да чугуну попусту ржаветь. Потом начали народ поджимать. Людишки как тараканы принялись разбегаться. Многие подались в Пограничное к Матвею. А там их и холопить начали. Сегодня в Рудном печей куда больше, чем при тебе было, а выдают они едва ли столько же. В Угольном дела не лучше. Углекопы раньше трудились за жалование, теперь же считай за еду, а потому работают без огонька. Вывозить уголь тяжко, так как дорога ветшает, как и мосты. Корабли колесные все в казну отошли, команды их похолопили. Так они раз от разу на приколе стоят, так как ломаются. Князь Матвей и рад бы их к себе принять, да укрывать беглых холопов не может.
— Вот то-то и оно. Мысль бы Ростиславу подбросить о том, что грады неплохо бы вернуть в хозяйственные руки. Матвею это под силу. Как там будет с его наследником не ведаю. Но он поднять такое дело сумеет. Ну или бояр найти достойных. Поди найдутся такие.
— То вотчина Романовых, — покачав головой, возразил Данила.
— Матвей не пропадет. Эвон и сколько ремесел развивает. Сильному же государству без железа и стали никак нельзя.
— Прав ты. Но я пока исподволь все же веду к тому, чтобы вернули грады Матвею. Слухи там разные, разговоры да пересуды. Ну и в окружении Мстислава парочка наушников имеется. Троих уж воевод к ногтю прижали за воровство. Двоих в Рудном и одного в Угольном. Только великий князь пока отдавать их не спешит. Ничего. Вода камень точит. Да и дела там от года к году все хуже.
— А ты, я гляжу, раскидал свою паутину до самых великокняжеских палат, — с уважением, произнес Михаил.
— Живу долго, Михайло Романович, а годы те нужно было чем-то занимать. Вот и тружусь по мери своих сил, — отпив пива, ответил Строев.
— Ну что сказать, с толком ты их занял. И не только в тайных делах. За двадцать лет поставить град, да еще такой ладный. Как умудрился-то?
— Ну, поначалу-то все тяжко было. Со мной из Пограничного ушел десяток моих людей с семьями. Мономах мне повелел осесть в этих местах, да приглядывать за князьями Полоцкими. Выдал денег на обустройство. Щедро, но не настолько, чтобы град поставить. Место это я сам выбрал. Удобно оно расположено. А там и удача улыбнулась. Случайно обнаружился карман с чистейшим белоснежным песком. Сманил я парочку мастеров из Пограничного и устроил варку стекла, да наладил изготовление подзорных труб. Товар-то дорогой. Вот он в основу моей казны и лег. На этом считай и град поставил, и соглядатаев содержу. На деньги из княжеской казны не разгуляться.
— Ну что сказать, действительно повезло. Только ты не варил бы прозрачное стекло. Лучше подзорные трубы ладь. Этого тебе надолго хватит. Слышал поди что карман песка на Псёле оскудел. По весне Матвей будет отправлять корабли возить его из-за моря.
— Слышал. Да только на одних подзорных трубах далеко не уедешь. Товар этот не так спросом пользуется, как стекло. Ничего, я тут награду пообещал тому, кто сыщет такой песок в округе. Где есть один карман, должен найтись и другой.
— А как не сыщется? Вокруг Пограничного не нашлось.
— Тогда возить стану, как князь Матвей, — пожал плечами Данила.
— Архип твой когда сможет занять место Федора?
— Посчитаться желаешь?
— Ну, до Мономаха мне не добраться, а кости его из гробницы выбрасывать глупо.
— Думаю еще года два, не меньше.
— Ладно. Обожду пока.
— Кхм. Михайло Романович, я чего спросить-то хотел. Может тебе деньги потребны? Так ты только скажи.
— Спасибо, Данила. Серебро есть. И трофеями перепало изрядно. Пришлось малость порубиться. Едва богу душу не отдал. И великий князь на награду расщедрился. Слышал поди о заговоре, что этой осенью случился.
— Знать, правильно я подумал, что тот лях, принесший весть о предательстве, ты и есть. Архипка поди мертвой хваткой в тебя вцепился?
— С чего ты взял?
— Я бы вцепился. Поглядел я за тобой со стороны, пока ты в Озерном обретался и решил перевербовать.
При этом слове, Романов усмехнулся. Прижилось-таки привнесенное им в обиход безопасников словечко.
— Попробовал. Да я не дался, — ответил Михаил, и добавил. — Опять же, выторговал себе порубежное боярство.
— Затея добрая, только уж больно дорогая. Так может не станешь отказываться. По моим прикидкам на это потребно тысяч тридцать рублей.
— Нет, дружище. Спешить мне особо некуда. Хочу в Пограничном поставить мастерскую. Буду там ладить механические часы.
— Ну так отчего тогда не в своей вотчине. Матвей тот свое завсегда возьмет. Ушлый, прям весь в тебя. А то где-то и превзошел.
— Так путь из варяг в греки по Славутичу идет, и купцов там проходит куда как много. А новинку ту лучше всего поначалу в Царьград отправлять. Потому как там дадут лучшую цену. Год, и можно будет подумать о своей вотчине. Тем паче, что казне ту заставу еще поставить нужно. Да тут поди еще и дети боярские в очереди стоят.
— Вообще-то нет, — возразил Данила. — Стать боярином дело конечно доброе. Да только на границе слишком опасно. Не мне тебе о том говорить. И желающих не так чтобы много. А потому есть возможность получить вотчину прямо сейчас. Коли она тебе обещана Ростиславом, то он слово свое сдержит.
— Ты это к чему? — вздернул бровь Михаил.
— К тому, что в начале прошлой осени поставили очередную заставу у брода на реке Оскол.
— И?
— Порубежный боярин, что получил ее, вместе с десятком своих дружинников пал в схватке с половцами. Что-там и как неизвестно, только нашли их останки порубанными и обобранными. Своей семьи у него нет. Другой родне такое счастье не нужно, и в наследство они вступать не желают. Иных жеающих тоже пока не нашлось. Не все бояре готовы выделить такие деньжищи, чтобы обустроить свое чадо. Ну и наконец многие считают гибель новоявленного боярина Осколова за плохую примету. Сейчас там службу несет полусотня надельников.
— А что же мне раньше об этом не сказали?
— А чего тебе говорить, коли у тебя денег все одно нет. И сейчас с тобой никто не станет разговаривать, пока не представишь казну достаточную для годового содержания заставы с полусотней дружинников.
— Осколов, — задумчиво произнес Михаил. — Не помню такого боярского рода.
— Правильно. Заставу ту по реке Осколом назвали, ну и боярин записался Осколовым.
— А чем ему его прежний род не глянулся?
— По велению князя все порубежные бояре зачинатели новых родов. И те уж стараются так, чтобы похожих фамилий не было. Всяк выделиться желает. А то вон, взять Романовых. Только мне известно пять родов. Княжеский, два боярских, причем не родня, купеческий да мельник. Но то поначалу было. Народ не больно-то задумывался, записывались по имени родителей, или по прозвищам. А вот когда начали одних с другими путать, тут-то и принялись перебирать. Хочется ведь выделиться.
