Книга Вопреки - Валентина Кострова

— Добрый день, - мне улыбается врач. Такая приятная женщина, что хочется ей довериться и раскрыть свои секреты. На секунду я зачем-то вспоминаю маму, с которой у меня никогда не было теплых отношений, с которой я по-прежнему не виделась, живя с ней в одном городе. О папе лучше не думать.

Прием длится полчаса, из кабинета я выхожу с дебильной улыбкой и не знаю, плакать мне или смеяться. Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. Три недели под сердцем ношу маленькую кроху. Сначала мне трудно дышать от этой новости, мысли путаются. Я вроде счастлива, но какое-то тревожное чувство меня не отпускает. Беспокойство за реакцию Германа. Он пару раз вскользь говорил о детях, но никогда я от него не слышала пылкости в этих разговорах. Иногда мне кажется, что ему вполне хватает Кэтрин. Он готов служить только ей и исполнять только ее прихоти.

— Марьяна? – на меня смотрит в упор женщина.

Я останавливаюсь и не верю глазам. Все такая же красивая, все такая же молодая, словно время над ней не властно. Сейчас в груди возникает ощущение, как при встрече с звездой экрана, которую ты привык видеть только по телевизору. В моем случае только в воспоминаниях. Перекладываю сумку из одной руки в другую и медленно подхожу к ней.

— Здравствуй, мама.

Она вздрагивает от моего обращения, словно я ей дала пощечину. Поджимает губы, но не успевает скрыть боль в глазах. Может впервые за всю жизнь ей больно от того, что потеряла дочь. Чем больше я на нее смотрю, тем четче понимаю – в эту семью мне дорога заказана. Никакие откровенные разговоры, покаяния не помогут нам забыть претензии друг к другу, предательства, отчуждение.

— Как папа?

— Хорошо. Все у него хорошо, - неловко улыбается, пытается не так жадно меня рассматривать. Усмехаюсь. Об этой встрече она отцу не расскажет. Это будет ее маленькая тайна. У меня возникает потребность показать ей Кэтрин, рассказать о беременности. Я хочу ее порадовать, поэтому засовываю руку в карман пиджака, достаю телефон.

— У меня дочка, Кэтрин, - снимаю блокировку. – Она уже совсем большая, ей четыре года, - нахожу в фотографию дочери, разворачиваю экран.

— Не надо! – резко отшатывается от меня мама, заставив почувствовать в груди болезненный спазм. Рука в воздухе висит от силы секунды две, я решительно прячу мобильник. Она смотрит немного виновато, но мне от этого не легче. Я не произношу слов на прощания, прохожу мимо, немного ее обойдя, как препятствие на своем пути.

Выйдя на улицу, хватаю ртом воздух, приложив руку к груди. Мне все же больно, как бы я не крепилась, как бы я не делала вид, что родители мне не нужны. Я хочу семью. Настоящую. Со своими традициями, со своими воспоминаниями. Я сделаю все возможное, чтобы ни Кэтрин, ни будущий малыш никогда не узнали, что такое родительское разочарование. Мне жизненно необходимо, чтобы мои дети в полной мере ощутили любовь мамы и папы, знали, что их любят просто так. Любят за то, что они есть.

Сегодня не десятое число, но ответ я хочу дать именно сегодня. Поэтому прямиком направляюсь в офис к Герману.

— Герман Александрович у себя? – на ходу спрашиваю секретаршу. Она не успевает мне ответить, я резко дергаю на себя дверь.

— Вам туда нельзя! – несется в спину. Мне можно, но только вот совсем не вовремя мне захотелось дать Герману свое согласие на то, чтобы быть его женой. На меня смотрят десять пар разных глаз.

— На сегодня все, прошу доработать проекты, учесть мои замечания. Завтра жду вас с отчетами, - реагирует Соболь, первым встав из-за переговорного стола. Я делаю шаг в сторону, чтобы не мешать сотрудникам выйти из кабинета начальника. Герман подходит к двери, закрывает ее за последним человеком, поворачивается ко мне.

— Что случилось? Ты выглядишь возбужденной.

Берет под локоть, подводит к дивану. Усадив меня, поворачивается к бару, наливает стакан воды. Отдав его мне, устраивается в кресле напротив. Терпеливо ждет от меня объяснений. Я понимаю, что его рабочее время расписано по минутам, но не могу сразу найти слова. А просто сказать «да» мне кажется слишком просто.

— Я согласна выйти за тебя замуж. Кажется, мы достаточно всего вместе пережили, нам двоим нужна семья, - выпаливаю на одном дыхании, в ожидании смотрю на Германа.

— И что стало причиной твоего согласия?

— Ничего! – быстро отвечаю, темная бровь иронично и неверующе изгибается. Терзаю зубами губу. Немного подумав, со вздохом признаюсь:

— Я встретила маму. Она отказалась взглянуть на Кэтрин даже на фотографии. Именно тогда я поняла, что хочу настоящую семью для нас с тобой. Мы оба с тобой ее не имели в правильном понимании, поэтому должны быть хорошими родителями для наших детей.

— Детей? – эхом переспрашивает Герман, подается в мою сторону. Его взгляд темнеет, превращая серые глаза в почти в черные. – Я не ослышался?

— Нет, - смущенно улыбаюсь, склонив голову на бок. Немного копошусь в сумке, достаю снимки с узи, протягиваю их ему. – У нас будет ребенок.

— Ребенок? – вдруг сипит Герман, впиваясь неподвижным взглядом в черно-белые снимки. Теперь я подаюсь в его сторону.

— Видишь вот это пятнышко? Вот это наш малыш. Ему всего лишь три недели, но врач сказал, что все соответствует нормам. Так что через полгода ты меня совсем разлюбишь и найдешь себе молодую любовницу, потому что ее проще будет обнять за талию, чем меня...

— Замолчи! – прерывает меня, подозрительно блестящими глазами смотря мне в глаза. – Больше не слова.

— Я... – не дает мне возмутиться, обхватывает затылок ладонью, прильнув к губам.

Кажется, совсем не дышит, не насилует мой рот. Упирается лбом в мой лоб, глубоко дышит несколько секунд, отстраняется и смотрит на живот. Выглядит растерянным, немного потерянным и дурачком. Вздохнув, вскидывает глаза.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Я подумаю.

— Марьяна! – рычит, сердито сверкнув глазами.

— Ну, какие тут могут быть вопросы! Конечно, да! – перебираюсь к нему на колени, обнимаю за шею, смеюсь. Глажу кончиками пальцами его лицо, очерчиваю угловатую улыбку.

— Я люблю тебя,  Герман.