Клещи остыли, и Перун протянул их парнишке:
– Поднимешь?
Тот закусил губы, натужился и с трудом, но удержал.
Богиня Весны поднесла Кию в ладонях воды, зачерпнутой изгремячего родника:
– Испей.
В воде мелькали, переливались радужные искры. Кий послушновыпил, снова взял клещи и легко взмахнул ими над головой, радуясь и дивясьнахлынувшей силе.
Вот почему и до сего дня по весне, во время первой грозы,многие спешат испить и умыться из родника, а всего лучше с золота или ссеребра: тотчас прибывает от этого силы, здоровья и красоты…
Перун выучил Кия искать в земле рудные залежи, плавитькрасную медь, делать косы, ножи и колокольцы-ботала, чтобы не терялась скотина.А о железных клещах сказал так:
– Это тебе на потом.
Отец Кия сначала был очень недоволен делами сына,построившего на краю селения кузницу и днями напролёт пропадавшего в ней:
– И на что нужна твоя медь, одна зелень с неё! Дедынаши палицами и каменьем довольствовались, и нам хватит того. Бросай баловство,пора уже тебе брать мотыгу да в поле идти, хлеб сеять! Ишь вымахал дармоед! Яуж седой – до каких пор кормить-то тебя?
А тут ещё маленькая невеста повадилась лепить из податливойглины разные формочки и лить в них блестящую медь, начала дарить подружкам узорчатыезапястья, витые колечки к налобным повязкам, маленькие перстеньки-жуковинья…Сором! Не девичье дело!
Но охотники вскорости поняли, что стрелы с медными ибронзовыми головками настигали зверя куда верней прежних, увенчанных кремнем икостью. Стали они приносить Кию пушистые шкурки, вкусное мясо. А взамен просилине только ножи да наконечники для копий и стрел, но и украшения жёнам и любимымневестам. А женщинам сразу приглянулись тонкие, острые иглы, легко пронзавшиехолст и прочную кожу.
Не сеял Кий хлеба, не возделывал репища-огорода, а голоденне ходил. Нёс в дом хлеб, а часто и мясо для щей. Делался понемногу кормильцемсемьи не плоше братьев, не плоше самого отца…
А потом было вот что. Как-то по весне шёл молодой кузнец мимополя, которое Люди мотыжили, рыхлили под хлеб. Глянул Кий, какой пот струился сих лиц, с привычно согнутых спин… А за полем, на вольном лугу, паслись налитыепраздной силою кони. Играли, носились, метали из-под копыт комья земли.
Люди приветствовали Кия, хвалили удобные мотыги, но он будтоне слышал. Ему вдруг подумалось: а если того пустопляса-коня да заставитьтянуть полем мотыгу? Большую мотыгу, по силушке? Сбоку привесить?.. А ежелиприспособить, чтобы не одним плечом, обоими налегал?
Дома Кий вылепил из глины конька и весь вечер так и эдакладил к нему длинные палочки. Братья стали смеяться: потянул, мол, задевчонкой, игрушками занялся. Но утром над его кузницей заклубился густой дым.Любопытные парни, зашедшие глянуть, в чём дело, приставлены были раскачиватьтугие меха. И когда наконец Кий вывел коня и запряг, сзади оказалась неповозка, не волокуша – острый рог, нацеленный в землю, и удобные рукояти дляпахаря.
– Какая сохатая! – сказал кто-то, поглядев наокованный блестящей медью рог. Так и повелось с тех пор звать рогатую соху –сохой.
Послушный конь взмахивал хвостом и оглядывался, ожидаяхозяйского слова. Старики сперва хмурились: не обидится ли Земля? Но вот отецКия, помолясь, взялся за рукоятки и повёл самую первую борозду. И вдруг, сам тогоне заметив, уже сделал столько, над чем ещё вчера трудился бы до заката.
– Диво! – изумлённо ахнули Люди. А кто-то складнопримолвил:
– У матушки сошки – золотые рожки!
С тех пор потянулась за Кием слава вещего мастера, любимогоБогами умельца и чуть ли не вещуна. Стали поговаривать, будто мог молодойкузнец выковать не только вилы или топор, но даже и слово, даже судьбу, дажестарость и хворь на здоровье перековать…
Два волоска
Вот что, к примеру, рассказывали про Кия. Будто однаждызаехал к нему удалец по имени Вострогор, попросил наконечников к стрелам и ещёмеч. Его род жил на севере, у самых Железных Гор, и там давно уже никому небыло доброй судьбы. Слепой отец Вострогора сам благословил младшенького вдорогу, велел искать счастья на стороне. Подобных скитальцев год от годуделалось больше. А меч был нужен затем, что Люди сделались разными, необязательно добрыми, надо же уметь за себя постоять.
Войдя в кузницу Кия, Вострогор, как баяли, тотчас заметилпод его молоточком два тонких волоса, серебряный и золотой. А заметив – большене мог отвести глаз.
– Что такое куёшь? – поздоровавшись, спросил онумельца.
– Судьбу – кому на ком жениться, – отвечал будтобы Кий. Тогда Вострогор не удержал любопытства:
– Чью же ладишь теперь?
– Да вот твою как раз, – с усмешкою отмолвилкузнец. Затрепетало сердце в груди удальца, еле-еле осмелился выспросить оневесте, о своей суженой. И кузнец, глядя в вещее пламя, сказал ему так:
– Вижу твою невесту, живёт она у далёкого моря. Срождения лежит, бедная, в гноище, вся-то кожа в коросте, что в еловой коре…
Застонал Вострогор-удалец, обхватил руками буйную голову,едва на ногах устоял. Не спросил более ни о чём. Насилу дождался, пока сделаетему Кий обещанный меч и наточит как следует. Да с тем и уехал.
Долго ли странствовал, коротко ли… Ни к какому морю,понятно, старался и на сто вёрст не подъезжать, только от судьбы не ускачешь.Вывела его дороженька, тропка лесная, к самому берегу. Увидел он серые волны отокоёма до окоёма и лодку, вытащенную на песок. А под соснами – бревенчатуюизбушку, сети развешанные. Спрыгнул с коня Вострогор, постучался.
– Входи, добрый молодец, гостем будь, – отозвалсямилый девичий голос. Растворил удалец скрипучую дверь, стянул шапку с кудрей –кланяться Огню в очаге да добрым хозяевам… сам высматривает – где жедевка-красавица, что с ним ласково говорила? – только нетудевки-красавицы, лежит на лавке страшное страшило: лица в коростах не видно,всё тело что еловой корой обросло… тут и встали у храброго парня русые волосыдыбом, язык к нёбу присох. А девка и спрашивает:
– Не видал ли ты, молодец, где-нибудь моего суженогоВострогора? Скоро ли ко мне припожалует?
Ни слова не смог вымолвить удалец. Не боялся он ни медведей,ни свирепых волков, стаями рыскавших у Железных Гор, – а тут оплошал, струсил.Закрыл руками лицо, отвернулся…
– Стало быть, ты и есть мой жених? – сказала тиходевица. – Что ж, вижу, в обиду тебе жениться на такой жене, хворой данекрасивой. Не то что в уста целовать, глядеть даже не можешь. Убил бы уж,жених ласковый, затем что не быть нам с тобою поврозь, а и вместе, видно, небыть…
Будто вихрь завертел тогда Вострогора. Сам не ведал вотчаянии, что руки творили. Схватил свой тяжёлый, отточенный меч и ударил сразмаха невесту прямо в открытую грудь. И кинулся бежать прочь, словнообронивши рассудок… Опамятовался неведомо где, в чёрном лесу, перемазанный,изодранный в кровь о колючие ветви. Открыл глаза – верный конь рядом стоит,губами мягкими трогает, жалеет хозяина. Сел на него Вострогор, заплакал ипоехал куда придётся, проклиная свою непутёвую Долю, пришедшую, знать, к егоколыбели всё с тех же сумрачных гор…
