Голос судьи, сначала спокойный и сильный, становился все более хриплым, прерывистым, горячечным. А надо мной в это время навис крыс, протянул руку, чтобы отбросить закрывающие лицо пряди слипшихся волос.
— Ронни, оставь девку в покое! Времени почти нет. Тащи следующего примарха.
Крыс, ворча, убрал от меня руку. Продолжая с подозрением оглядываться, он пошел ко второй клетке. Я закрыла глаза и упрашивала, умоляла, приказывала появиться кошке. Та шипела откуда-то из глубины и выходить, предательница, отказывалась.
Хотелось плакать от бессилия и внезапно появившегося страха. Нет. Только не сдаваться. Я сжала зубы, поняв, что и моя жизнь, и жизнь Родди сейчас зависят только от моей собранности и хладнокровия. Что ж. У меня еще осталась впечатляющая физическая сила. Буду драться до последнего.
Я услышала скрежет. И поняла, что от напряжения начали крошиться зубы.
По темным стенам зловеще двигались огромные тени. Игра отблесков многочисленных свечей превращала тень крыса в вытянутого в длину как многоножка скособоченного монстра, а изображение судьи оказалось высоким, подпирающим потолок, но извращенно тонким, длинноруким. Его тень двигалась, раскидывая по стенам множество мелких подтеней, все с дергаными, резкими, паучьими движениями.
Черные марионеточные монстры на стенах пугали так же, как их источники-люди. Словно ритуал позволил заглянуть по другую сторону их душ, вывернув наизнанку и открыв истинную натуру.
— Хозяин, а когда я получу льва?
— Завтра, как только выберемся из города. Получишь расчет в клубе, сразу садись в поезд. Потом уедем в мое поместье. Мы не знаем, как долго и с каким периодом адаптации будут приживаться звери. Нельзя выдать себя странным поведением сейчас, после того как мы столько сделали. Это будет непростительной глупостью.
Голос Драгомила опять приобрел спокойную певучесть, зазвучал рассудительно.
Судья удивительно нежно разложил обессиленного второго мужчину внутри пентаграммы и точными красивыми движениями профессионала обновил изображения рун. Полузакрыв глаза, он аккуратно подпитал руны и встал над слабо дышащим телом.
— Какое облегчение! Теперь, когда жезл собран и обрел полную силу, не обязательно убивать. Я оставлю тебя в живых, Шакир. Буду изредка заглядывать к тебе и делиться новостями.
Шакир?
Горячая волна прилила к моим щекам. Я впервые в жизни почувствовала, как шевелятся на голове волосы. Шакир? Мой… отец, по мнению Змея. Вот почему мне знакомо это лицо. Я несколько раз видела его на старом рисунке из личной шкатулки мамы. Только там мужчина был молод, с гладкой кожей, широкой белозубой улыбкой. У него был немного искривлен нос, и это предавало мальчишескую хулиганистость юному лицу, очаровательную бесшабашность. Мама небрежно перекладывала рисунок, называя изображенного «один из друзей юности».
Любопытная пантера осторожно высунула нос, и я сразу ухватила ее за шкуру, жестко схватив в клещи воли и потянув наружу. Я потом с тобой серьезно поговорю, кошка, а пока — иди сюда!
Ни за что я не позволю издеваться над собственным отцом.
Я зарычала на кошку, потащила ее наружу, и она, неуверенно огрызаясь, все-таки выбралась под кожу, заливая предчувствием теплой волны.
Готова к трансформации.
Мышцы рук и ног напряглись. Я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула, готовясь к последнему, возможно, прыжку в моей жизни.
В это время Драгомил, обеими руками держа жезл, поднял его над головой. Указав на моего отца, он закричал:
— Примарх одекс!
И… ничего не произошло. Судья замер, напрягся.
— Примарх одекс! — еще громче возвестил, потрясая артефактом Драгомил.
Ничего.
У Шакира уже не было примарха. И, пытаясь вытащить зверя из своего брата, моего отца, судья об этом явно не догадывался. Значит, во время пыток и издевательств отец молчал, не выдавая информации, догадываясь, что его зверь ушел к кому-то из близких.
Вдруг Родди, тихо сидевший все это время, неожиданно запел гимн Академии Лоусон и задергал прутья клетки.
Отвлекает? Но времени на связные мысли уже не было. Поднимаясь одним, рвущим связки, безумным движением, я начала трансформироваться.
— Это она! Я ее вспомнил! Она! — испуганно завизжал крыс, тыча в меня пальцем.
И время замедлило ход. Как сквозь патоку разворачивался ко мне с жезлом наперевес судья. Двумя руками закрывал уши и приседал в страхе крыс. Тряс прутья и открывал рот, надрывно крича, Родди. А я отталкивалась ногами, уже в воздухе наращивала черные лапы. Но медленно, пантера слушалась очень медленно.
Сбоку мелькнуло какое-то движение. Оглянуться и рассмотреть, что происходит, я уже не могла. Как не могла ничего поделать, летя навстречу практически направленному на меня жезлу.
— Примарх одекс! — орал сообразивший о сбое судья, а я все продолжала свой затяжной прыжок, уже навстречу страшному оружию, готовому вырывать моего зверя.
Закрывая глаза, принимая судьбу. Звуки исчезли.
Как вдруг что-то тяжелое ударило меня в бок, убирая с линии атаки. Больно. Жестко. Падая кувырком и шипя от удивления, я увидела в круговерти картинок, как в комнату вбегает Дудль, что-то неслышное кричит, кричит и размахивает посохом. Затем мелькает в броске огромный косматый волк.
Ошалело тряся головой в оглушительно страшной тишине, валяясь в полутрансформации, я оглянулась посмотреть, что сбило и спасло мою кошку.
На грязном дощатом полу сломанно лежал золотой тигр. На моих глазах корежась, беззвучно дергаясь и превращаясь в обнаженное молодое человеческое тело.
Итан. Итан прыгнул, закрывая меня от жезла. И сейчас лежал без сознания, конвульсируя в муках. Артефакт безжалостно вырвал из него звериную ипостась.
Уже не видя, как ворвавшиеся сражаются с преступниками, я кинулась к Итану, затрясла его, ухватив передними лапами, с ужасом видя, как мотается его голова и бледнеют щеки. Слух постепенно возвращался, но мне он был не нужен. Мне нужен был мой Итан.
— Итан! — На лицо альфы падали крупные капли. Почему-то было трудно смотреть, все расплывалось. — Итан!
Тело Итана аккуратно забрали из моих рук.
— Он жив, — тихо сказал Родди, — все хорошо.
Глава 27
СЛОВА РАНЯТ БОЛЬНЕЕ, ЧЕМ МЕЧИ
«Many words hurt more than swords» (поговорка).
Родди потом сказал, что Итан спас не только меня, но и всех, с ним прибывших. Дудль, выпустивший из тюрьмы Люшера и Итана, торопился на помощь, был уверен в своих силах и никак не ожидал, что комната напичкана защитными артефактами против магов.
Он забежал в место ритуала и, не успев докричать: «Именем Конклава Ма…», — получил точный выстрел, который чуть не снес ему голову вместе со всеми защитными амулетами. Мудрый государственный следователь, который считал, что гарантий не бывает много, а если не хватает пальцев и ушей, надо вешать гарантии на ресницах, спасся благодаря своей параноидальной предусмотрительности.
