— По-вашему, все «процветающие» при виде креста рассыпаются в пепел?
— Я не имела ввиду «процветающих». Я скорее подумала про «иных».
— «Иные» такие же люди, — ответил Лесков, пытаясь приподняться на постели. Теперь, когда боль ушла, сделать это стало гораздо проще.
— Вам лучше лежать, — заметила Эрика, однако настаивать не стала. Затем она продолжила: — Мне удалось получить для вас отдельную палату, благо, даже здесь все решают связи. Но в этой комнате вы сможете находиться всего три дня.
— Это уже много. Да, кстати… Спасибо за помощь с раной.
— Не нужно благодарить. В данном случае я возвращаю свой долг. Ваш «костяной» спас жизнь моему брату.
«Какой еще «костяной»?» — озадаченно подумал Лесков, а затем вспомнил, что речь идет о той самой твари, которая его же и расцарапала.
— Как он? — этот вопрос Дмитрий задал скорее для вежливости, чем действительно интересуясь судьбой Юрия. Куда больше его сейчас волновали Рома, Вика, Георгий и Константин.
— Главное, что жив, — Эрика предпочла не вдаваться в подробности, которые, по сути, вряд ли интересовали собеседника. Затем она вновь перевела разговор на самого Дмитрия: — В вашу палату могут заходить только Альберт и я. Панель реагирует на отпечаток ладони. Вашу рану перебинтовывать я бы пока не стала. Альберт говорил, что чешуя выполняет функцию стерильной повязки. Поэтому, наверное, лучше, чтобы вас не навещали, чтобы случайно не узнали о этой особенности вашего организма.
— Иван знает про чешую, так что…
— Значит, он будет вашим единственным посетителем. Думаю, вы спокойно переживете эти три дня.
С этими словами девушка взяла со стола использованные для промывания раны вещи и молча покинула комнату. Тогда Лесков удобнее устроился на подушке и закрыл глаза. Его несколько удивило, что Воронцова сегодня выключила режим стервы и даже показалась ему приятной.
Тем временем на Спасскую наконец прибыли врачи с соседних станций. Для здешних обитателей это стало огромным подспорьем. Все операционные были заняты, поэтому приходилось оперировать в обыкновенных палатах. Работа продолжалась до глубокой ночи, и только тогда замученному Альберту наконец позволили немного поспать.
Бехтерев в это время все еще находился с дочерью. Несмотря на просьбы местных воспитательниц, мол, уже десять часов вечера, девочка ни в какую не желала отпускать Ивана от себя. Устроившись у него на коленях, она задремала, а парень не хотел ее будить, перекладывая на постель. В этот момент он даже почувствовал себя счастливым. Конечно, это неправильно, когда погибла целая станция. Но все-таки это человеческая черта — хотеть быть счастливым, особенно тогда, когда дочка, целая и невредимая, спит на плече, а все друзья выбрались с Адмиралтейской живыми. Даже Георгий, тяжело раненый, тем не менее выкарабкался, и сейчас восстанавливался в госпитале. Его жена погибла, но сын в данный момент крепко спал в комнате для мальчиков.
Иван услышал, как тихо приоткрылась дверь. Он уже готов был в который раз поругаться с воспитательницей за то, что он до сих пор тут, как внезапно увидел Катю Белову. Девушка была облачена в белый врачебный халат, поэтому Бехтерев не сразу признал ее. А, поняв, кто сейчас перед ним, невольно разулыбался. Катя быстро приблизилась к нему и, с трудом сдерживая слезы, поцеловала его в щеку. Затем ласково коснулась губами лба спящей девочки.
— Как вы, мои хорошие? — еле слышно прошептала она.
— Нормально. Все живы. Ромка вроде в больнице помогает…
— Я его видела. Он сказал мне, где искать тебя и Вику.
— Ну вот. А Димка в закрытом крыле, где одиночные палаты.
— Рана серьезная?
Иван кивнул. Он не хотел пугать Белову, но все же его ответ сделал свое дело. В глазах девушки отразился неприкрытый страх.
— Вайнштейн вроде говорил, что его можно навестить.
— Мне так ничего и не сказали. У Воронцовой надо спросить. В том крыле она заправляет.
— Я знаю Эрику, — Катя заметно оживилась. — Она иногда приходила в госпиталь с Альбертом. Строгая, но хорошая. Думаю, она позволит мне навестить Диму.
— Если «строгая, но хорошая» — это синоним «суки», то вынужден тебя разочаровать.
— Да ладно тебе, — Белова даже несколько опешила от такого отношения. — Врачи все такие. Все у них должно быть по правилам. Ты еще Артема не видел. Вот он вообще строгий! Все должно быть идеально!
— Что еще за Артем? — не понял Иван.
— Артем! Из нашего детского дома. Ну же, он еще со мной перевелся в соседний.
— Четырехглазый что ли?
Услышав эти слова, Катя чуть нахмурилась.
— Не вздумай его так называть! Детские прозвища больше не вспоминаем.
— Не нуди, Джоконда, — Иван беззлобно усмехнулся, и девушка улыбнулась в ответ.
— Если хочешь, завтра организую вам с ним встречу. Он будет рад тебя видеть.
— Ага, пошутила… — в голосе Бехтерева послышался неприкрытый сарказм. — Надолго ты на Спасской?
— Думаю, да. Пока не разберемся со всеми ранеными. Работы очень много. Мне дали двадцать минут на передышку и обратно.
— А твой орел где?
— Стас на Владимирской, — девушка чуть смутилась. — Он ведь солдат. А нужна помощь врачей и медсестер.
— И он вот так просто отпустил тебя? — продолжал допытываться Иван.
— А почему он должен был меня не отпускать?
— Ну здесь же Лесков. Или он надеется, что Димка погиб?
— Он ни на что не надеется, — Катя решила прервать этот неприятный диалог. — Я думала, что хоть ты не веришь в эти дурацкие сплетни.
— Да ладно, не обижайся. Я просто спросил.
— Хорошо, — Белова вновь улыбнулась. — Я, наверное, пойду, попробую навестить Диму. Будить не буду, так, гляну, как он.
Иван кивнул.
— Завтра увидимся? — спросил он.
— Конечно. Ты бы тоже спать шел.
— Да, пойду. Просто…, - в этот миг уже смутился сам Иван. Он не хотел показаться в глазах Кати чокнутым папашей, который сутками трясется над своим чадом. Но Вика так сильно перенервничала, что он опасался, что она снова перестанет говорить. Она так и заснула у него на руках, обнимая его за шею своими маленькими ручками.
— Короче, положу ее в кровать и пойду!
Катя кивнула и, вновь поцеловав спящую Вику, покинула комнату.
Теперь она направилась к Дмитрию. Белова словно нарочно решила навестить его в последнюю очередь, будто этим желала доказать самой себе, что он больше не так для нее важен. Все это время находясь на Владимирской, Катя изо всех сил старалась не думать о Дмитрии. Теперь они снова были далеко, и каждый жил своей жизнью. Вот только не думать о нем не получалось. Это расставание далось девушке крайне болезненно. Она постоянно пыталась уловить хотя бы какие-то слухи о нем и мысленно искала весомую причину снова вернуться на Адмиралтейскую. Стас, казалось, не замечал подавленного настроения своей девушки. С переездом их отношения несколько улучшились, но это скорее напоминало наклеенный поверх треснутого стекла скотч — вроде что-то сделано и на ощупь более-менее однородно, но трещина никуда не исчезла.
