21 марта 1918 года (местоположение неизвестно)
Мы узники водорослей и останемся таковыми. Скорее от отчаяния я приказал спустить на воду моторизированное китобойное судно. Живущие в водорослях звери стали в последнее время тише, чего не скажешь о другой твари. О том призраке, или как его еще называть? Я приказал спустить то судно на воду, чтобы с группой отобранных людей, включая судового врача, доктора Аспера, изучить наше местонахождение и найти возможные пути эвакуации. Психическое давление на членов экипажа и пассажиров сейчас таково, что порядок на судне практически рухнул и все разбились на маленькие группы, яростно враждующие между собой. Произошло уже несколько случаев вандализма. Боюсь, что в определенный момент оставшиеся члены экипажа и пассажиры опустятся до первобытного состояния. Что-то нужно делать. Ради спасения наших жизней и душ нам нужно принять меры.
(некоторое время спустя)
Сквозь водоросли мы шли на веслах, а как только достигли чистой воды, запустили мотор. Но чистой ее можно назвать с большой натяжкой, учитывая, где мы находимся. Вода вязкая, с розовым оттенком. Поверхность покрыта подрагивающей слизью, напоминающей желатин. Повсюду плавают пучки водорослей и разнообразный гниющий мусор. Доктор Аспер отметил, что это неведомое море похоже на органический бульон.
Примерно через час мы заметили пароход, застрявший в другом скоплении водорослей. Мы решили подняться на борт. Господи, как бы я хотел, чтобы этого не случилось! С помощью абордажной лестницы мы перелезли через фальшборт. Судя по табличке на мостике, это был «Корсунд» из Копенгагена. Несмотря на странный грибок и пятна мха, он все еще был красив: вздымающийся нос, изящно изогнутая корма. Надстройка представляла собой лабиринт из вышек и кранов, опутанных паутиной кабелей и воздушных опор. У него были две огромные дымовые трубы, длинная, красивая палубная рубка. Да, гордый и надежный на вид корабль.
Он оказался заброшен, хотя, как мы обнаружили, не пуст.
На главной палубе мы увидели большие почерневшие участки. Некоторые переборки при прикосновении крошились. Подозреваю, что судно подверглось выборочному воздействию какой-то сильной, таинственной жары. В палубной рубке мы нашли десятки мертвых тел. Многие вскрыли себе вены бритвами или повесились. Это было омерзительное, ужасное зрелище. На корабле царила атмосфера морга, разрытых могил и прозекторских комнат. Мы все ее почувствовали. В койках лежали сожженные дотла люди: они были превращены в шелушащиеся мумии всепоглощающей, направленной жарой, которая даже не опалила простыни или подушки. Некоторые из моих людей сразу начали шептаться о колдовстве и тому подобном, но мы с доктором Аспером не верим, что все это можно объяснить таким простым и уместным, но тревожным способом.
Капитана мы нашли в его каюте. Он сидел в кресле, запястья были перерезаны бритвой, которую он по-прежнему сжимал в руке. Но его лицо… перекошенная от ужаса маска и уставившиеся на нечто незримое для нас глаза. У меня было безумное предположение, что капитан убил себя, прежде чем то, что он увидел, до него добралось.
В рулевой рубке тоже нашли трупы, но на них не было ожогов или следов насилия, не считая нескольких ушибов. Доктор Аспер осмотрел их и сообщил, что люди, вероятно, погибли от какого-то страшного припадка. Их кости были сломаны, конечности вывихнуты, мышцы живота растянуты и разорваны. Большинство прокусило себе языки. На всех лицах было выражение такого же крайнего ужаса, как и у капитана: оскаленные зубы, застывшие в крике рты, выпученные глаза. Их глаза, Боже милостивый… Я никогда не видел ничего подобного. Они были совершенно белыми, но не остекленевшими, как бывает при разложении, а такими, будто из них высосали цвет или то, на что они смотрели, было настолько мучительным и ужасным, что их пигмент полностью разрушился.
Позже доктор Аспер попробовал провести грубое вскрытие одного из трупов, воспользовавшись скудными хирургическими инструментами, найденными на «Корсунде». Он сказал мне, что нервные ткани размякли до состояния кашицы, а мозг словно вскипел и превратился в жидкую слизь. Доктор не мог понять, что могло вызвать столь ужасные последствия: расплавить человеческий мозг и выбелить глазные яблоки.
Изучение других тел выявило такую же степень повреждений, также доктор Аспер обнаружил, что их внутренние органы превратились в белое желе, которое при прикосновении жгло пальцы. Он нашел похожие скопления этого жгучего желе в других частях корабля. Оно испускало необычное свечение. Даже доктор Аспер, с его глубокими научными познаниями, не мог объяснить природу этой субстанции.
Мы находились на «Корсунде», этом враждебном и мрачном корабле смерти, около трех часов. От увиденных ужасов, а также незримых, но ощущаемых, некоторые люди были близки к истерике. Какая страшная трагедия постигла это судно? И когда, спрашиваю я себя, она доберется до «Циклопа»?
24 марта 1918
Уже несколько дней прошло с момента последней записи. Ни одной хорошей новости. Ничего, что спасло бы тех, кто тщетно ищет у меня ответы. Доктор Аспер опасается, что члены экипажа, поднявшиеся со мной на борт датского корабля, заражены неизвестной чумой. У них страшные ожоги на открытых участках рук, как будто они контактировали с источником очень высокой температуры. Доктор говорит, что ожоги очень похожи на те, что вызывает радий. Люди страдают от усталости и угнетенного состояния, слабости и сильной рвоты. Аспер делает все возможное, но состояние людей ухудшается. Боюсь, доктор тоже заражен, но не признается в этом.
Хотя и не имея внешних признаков неизвестного недуга, я стал чувствовать нарастающую тошноту и вялость. Ем с трудом. Мой разум затуманен, и я больше ему не доверяю.
Какой бы жуткий призрак ни кружил вокруг нас в тумане, с каждым днем он становится все ближе. Я уверен, что уже несколько раз видел, как в тумане скользит нечто гигантское и неописуемое. Возможно, это всего лишь мое воспаленное воображение, но я в этом не уверен. Тварь наложила проклятие на мертвое море и особенно на «Циклопа». Я не могу сказать, что это за призрак, или даже гадать о его природе, но не сомневаюсь: это злобная и голодная тварь. Она опутала корабль невидимыми нитями и медленно и терпеливо, капля за каплей, высасывает из нас кровь.
Я молюсь о смерти.
29(?) марта 1918
Смерть уже здесь. Безжалостная и голодная, она преследует наш корабль. Каждые день и ночь исчезают люди. Некоторые, захватив шлюпки, уплыли в туман. Желаю им удачи. Другие тоже избавились от страданий, но не по собственной воле. Этим утром — думаю, что это было утро, — мы обнаружили трупы трех человек, исчезнувших несколько дней назад. Как мне описать их останки? Кожистые, пустые оболочки, лица как сморщенные осенние листья. Они были опутаны какими-то жесткими нитями, такими острыми, что рассекали пальцы при малейшем прикосновении. Словно мухи, закутанные в паутину, трупы свисали с кормовых загрузочных кранов, их будто вздернули на виселице. Применив недюжинную сноровку, Холмс, наш боцман, сумел срезать трупы. Он забрался туда и распилил удерживающие их жилистые волокна с помощью ножовки. Доктор Аспер слишком болен, чтобы изучать тела. Я попробовал сам, но при попытке вскрыть одно из них ножом оно раскрошилось, словно было сделано из хрупкого стекла. Тела полностью обезвожены и кристаллизовались. Может, они замерзли? Не знаю и даже не могу предположить.
