Книга Годунов. Кровавый путь к трону - Александр Бубенников

Самозванец долго молился перед боем, потом обратился с зажигательной речью к своему войску, обратив к нему свои живые синие глаза умника-воина. Войско слушало его с восторгом и упоением, веря его словам о праведной битве с армией преступника-царя Бориса Годунова, похитившего у него, законного «природного» государя, престол, принадлежащий по праву ему, Дмитрию-царевичу. Когда он, вдохновляя свое разношерстное войско на бой, темпераментно говорил – а язык у него был подвешен, дай бог каждому! – он был по-своему красив и ярок особой красотой обиженного воина за справедливость, полководца, у которого злые интриганы во главе с Годуновым отняли престол. Но стоило только прекратить говорить, и всем был виден его невзрачный облик заурядного, но амбициозного человека, с короткой толстой бычьей шеей, среднего роста, но очень широкого в плечах, что говорило о его огромной физической силе. Ширококостный, с руками разной длины, «царевич», вопреки русскому обычаю, не имел ни бороды, ни усов. За мрачный злобный характер его в войске недолюбливали, но все ему прощали при его каждодневных обещаниях озолотить всех тех, кого он ведет в бой с «прихвостнями Годунова» – ради того, чтобы, в конце концов, сесть царем на отобранный у него интриганами законный царский престол.

Оглядев устроения московских полков напротив, самозванец сел на боевого карего коня-аргамака – а конник он был отменный, как говорится, от Бога, – обнажил меч в сильной правой руке, более длинной, чем левая рука, и повел свой конный отряд долиной. Стратегическая цель самозванца была проста, он хотел стремительным ударом по правому флангу вклиниться в русские порядки и разрезать войско Мстиславского, опрокинув правый фланг и смяв оборону в центре. Самозванец был, как никогда, уверен в успехе возглавляемой им конницы польских улан и донских казаков. Он был уверен, что его не остановить, что все ему по силам и по праву сильного и богоизбранного «царевича».

Но пошедший в конную атаку «с голым мечом» первым, самозванец попался на уловку раненого главнокомандующего Мстиславского и командира полка правой руки Шуйского: конницу польских улан-казаков, не смявшую правый фланг обороны русской армии, подвели под пушки центра обороны, на отряды стрельцов и немцев-наемников под командой капитанов Маржарета и Розена. Конница польских улан и казаков не выдержала убийственного удара пушкарей и обратилась в паническое бегство. Уже потом понесшие страшные потери поляки утверждали, что их расстреляли не только пушкари прямой наводкой, но по ним дали залп из десятка тысяч пищалей.

Лишь пассивность и нерасторопность Мстиславского и Шуйского и русских воевод под их началом не позволили полностью разгромить войско самозванца. Сам он многажды раз мог быть убит, когда возглавил самоубийственную «психическую» атаку конницы, но получил страшный ответный удар русского оружия прямо в лоб – верней не придумаешь… Он был просто обязан быть убитым в этом страшном для поляков и казаков сражении при Добрыничах и лежать среди тысяч и тысяч польских и казачьих трупов…

Более того, среди русских воинов распространился слух, что видели убитого самозванца в горе трупов из улан и казаков. И с этой благой для Годунова вестью о «падении самозванца», его смерти, которую видели тысячи пар глаз, прискакал в Москву сановник Шеин и нашел царя молящимся о победе русского оружия, об избавлении его Московского царства от соперничества самозванца в Сергиевой лавре. Годунов затрепетал от блаженной радости, велел петь Благодарственный молебен, звонить в колокола и распорядился предоставить народу трофеи, добытые в бою под Добрыничами сразу же, как они будут привезены его людьми в Москву. Спешил и людей смешил, как выяснилось потом, царь Борис, дав «с ходу» чин окольничего гонцу, послав со своим любимым стольником, князем Мезецким, золотые медали воеводам, а всему бравому войску – аж восемьдесят тысяч рублей. Отправил с гонцом назад послание Мстиславскому и Шуйскому, что будет ждать от них новой вести о конце мятежа убитого ими самозванца. Особую благодарность высказывал иноземцам-капитанам своего победившего войска: ливонскому дворянину Вальтеру Розену и французу Якову Маржерету, благодаря усердию которых потери войска были незначительны, всего полтысячи русских и двадцать пять немцев.

Потом, согласно разрядной записи, на поле сражения при Добрыничах было найдено около десяти тысяч трупов, большая часть из них принадлежала запорожским и донским казакам. Победителям в быстротечном бою досталось двенадцать знамен и штандартов и вся артиллерия войска самозванца – тридцать пушек.

Но самозванцу снова повезло, он, весь в крови, ускакал на раненом коне, снова выжил и ускользнул от возмездия, словно был создан некими инфернальными силами для особой, страшной для Руси и династии Годунова миссии… Победители, радуясь безмерно, упустили его, когда он был уже совсем в руках, в окружении русских и немцев двойным кольцом… Потому уже в войске будут шептаться, что не захотели военачальники Мстиславский и Шуйский ни убивать самозванца, ни брать его в плен «для предъявления государю и народу на Лобном месте».

С небольшой свитой самозванец ускакал в Севск, сменив коня, в ту же ночь бежал в крепость Рыльск с небольшим отрядом поляков, вместе с изменившим царю Борису князем Борисом Татевым (будущим боярином) и другими русскими изменниками. Когда на следующий день к стенам крепости Рыльска явились рассеянные под Добрыничами запорожцы и донцы, самозванец не впустил их в город, как малодушных трусов, потому им пришлось убираться восвояси.

Из Рыльска самозванец намеревался бежать в Польшу – собирать новое польское войско одному или с помощью «тестя» Юрия Мнишка, все время держа в голове, что истекает срок брачного контракта с Мариной Мнишек. Только теперь уязвленный поражением самозванец оказался во власти своих русских сторонников-последователей, которых никто не ждал в польских землях и которым уже нечего было терять после измены царю и присяге. Не видя для себя безопасности в Рыльске, где его хотели задержать и оставить «гетманом-царевичем» русские изменники, самозванец бежал в город Путивль, где крепость была более укреплена и находилась ближе к границе с литовскими землями Речи Посполитой.