И вот Хит заметил ее. На сей раз ее Голиафа рядом не оказалось. Темные волосы отливали черно-синим в свете люстр, как вороново крыло на солнце. Нефритовый лиф нежно обтягивал груди, к которым ему настолько сильно захотелось прикоснуться снова, что даже ладони заныли. Она, оживленно жестикулируя, разговаривала с какой-то дамой. Следуя внутреннему порыву, он подошел к ней вплотную и поймал одну из ее рук.
– Хит, – ахнула она.
Не здороваясь, он кивнул ее удивленно взиравшей на него компаньонке и потащил Порцию за собой.
– Что вы делаете? – спросила она, пока он вел ее по извилистому коридору, прочь от тесноты и давки источающих удушливый запах духов тел. – Куда вы меня тащите?
Он шагал вперед, подальше от толкотни, пока гул голосов в коридоре не отдалился. Найдя дверь среди деревянных стенных панелей, справа от себя, он посмотрел по сторонам, убедился, что за ними никто не наблюдает, и рывком отворил ее.
– Хит, – вскричала Порция, когда он впихнул ее внутрь, – я настаиваю, чтобы вы…
Он запечатал ее уста горячим поцелуем, вдруг позабыв, что хотел ей сказать.
* * *
– Что вы делаете? – прошипела она, отрывая свои губы от его и отступая на несколько шагов.
Гордость ее вспыхнула. Ярко. Так же ярко, как глаза, глядящие на нее сквозь полумрак комнаты.
Продолжая ощущать его вкус, она прижала к горящим губам кончики пальцев и гневно промолвила:
– Как смеете вы затаскивать меня сюда?! Я велела вам держаться от меня подальше.
Сквозь одинокое окно высоко под потолком лился лунный свет, единственный источник освещения, помогавший разглядеть черты мужчины, грубые, исказившиеся от охвативших его чувств, когда он выпалил:
– А вы думали, я послушаюсь? У нас с вами осталось еще много незаконченного.
Она опустила руку.
– Нам нечего заканчивать. Совершенно. Я услышала все, что хотела от вас услышать.
Он стал наступать, заставляя ее прижаться спиной к стене.
– Вы не можете серьезно отвечать благосклонностью другому человеку. После того, что случилось между нами.
– Что я могу или не могу – не ваше дело, – отрезала она, качая головой, в смущении. Зачем он пришел? Почему придает значение тому, что случилось между ними, если сам объявил это ошибкой?
Хит рассмеялся, от этого опасного, лишенного радости звука у нее мурашки побежали по коже. Здесь, в этом чулане, Порция была полностью в его власти.
Она уцепилась за единственное доступное оружие – гнев. Вспомнила его беспардонное отношение, его слова: «Вы не отличаетесь от обычной шлюхи, продающей себя по сходной цене», и негодование мгновенно вспыхнуло.
– Вы сказали все, что могли.
– Все изменилось…
– Не вижу как, – ответила она, снова стараясь обойти вокруг него. – Посторонитесь.
– Нет, пока не выслушаете меня, – прорычал он.
Она, поджав губы, изогнула бровь в ожидании.
Он долго смотрел на нее, словно проверяя, сможет ли она действительно сохранить молчание. Наконец, вздохнув, заявил:
– Я все еще хочу жениться на вас.
«Все еще». Не стоило ему произносить это таким огорченным тоном.
– Как я уже сказал, многое изменилось. – Он запустил пятерню в волосы. – Произошли некоторые… открытия. Безумие не может быть передано. Не так, как я думал.
Брови Порции сошлись на переносице.
– Но ваш отец, ваш брат…
– Были больны, – закончил он. – Они имели все симптомы порфирии… Моя бабушка хотела, чтобы все так и думали.
– Я не понимаю. – Она прижала пальцы к вискам, в которых начало стучать.
– Бабушка хотела, чтобы все верили, будто у моего отца порфирия.
– А у него ее не было?
– Нет, – вздохнул Хит, и Порция почувствовала, как этот вздох прокатился через все ее тело, растянувшись по нервам. – У моего отца был сифилис. – В густой тишине комнаты его слова прозвучали отрывисто и тяжело, словно кирпичи упали. – Он заразил мать, когда она еще носила моего брата. – Хит замолчал, как будто подыскивая слова менее ужасающие, чем те, что он только что произнес. – Он убил ее. И брата.
– Сифилис? – спросила Порция, чувствуя, как ее голова идет кругом. – Разве нет какого-нибудь лекарства…
– Либо он не понимал, чем болеет, пока не стало слишком поздно, либо отказывался признаваться себе в этом. Я подозреваю, что последнее. В любом случае болезнь убила его. И брату ничем нельзя было помочь. Младенец, родившийся с таким недугом, как сифилис, обречен.
– Не понимаю. А зачем вас заставили думать, что…
– Бабушка, – процедил он, вспоминая слезные оправдания леди Мортон, когда он призвал ее к ответу. – Она посчитала, что для нашего рода болезнь королей более приемлема, нежели болезнь шлюх. – Он горько рассмеялся.
Порция кивнула.
– Ваша бабушка выбрала более достойный недуг, – задумалась она, подозревая, что и ее бабушка сделала бы то же самое. Несмотря на гнев, на отчаянную потребность держаться от него подальше, ее сердце затрепетало. – Мне очень жаль, Хит. Жаль вас, вашу сестру и тех лет, которые вы с ней страдали.
– Это все в прошлом, – сказал он, двинув плечом. – Сейчас меня занимает день сегодняшний, настоящая минута. Впервые в жизни у меня появилось будущее, которого стоит ждать. – Он схватил ее за руки, его глаза решительно засияли. – Вы знаете, что это означает, Порция? Теперь у меня нет причин не жениться.
– Да, – медленно промолвила она. – У вас нет причин не жениться.
– А учитывая, что я погубил вас, вы больше всего…
– Погубил? – Боже, как она ненавидела это слово! – Я совсем не погублена. Никому не известно…
– Это не отменяет моего долга жениться на вас.
– Забудьте про свой долг, – перебила она Хита. – Я освобождаю вас от него.
– Вы не можете меня освободить. Долг на то и нужен. Никто не может освободить кого-то от его долга.
«Долг». В последнее время Порция очень хорошо стала понимать смысл этого слова. В груди ее вдруг родился неуместный смех. Хит предлагал ей брак. Он мог жениться на ней, делить с ней ложе и обзавестись детьми. Все это из-за долга. Не потому, что она была нужна ему или он любил ее, а потому, что от него этого ждали. Она прижала руку к животу, вдруг почувствовав себя плохо.
И что самое странное, долг велел и ей выйти замуж.
Только не за него. Не за этого высокомерного, несносного человека, который уже однажды разбил ей сердце. Который даже не может как следует сделать предложение. Она не даст ему возможности снова причинить ей боль.
– У меня тоже есть обязательства, – напряженным тоном произнесла Порция, подняв голову. – Я, знаете ли, тоже изменилась.
