Ослепленные венецианцы щурили глаза. Франциск был великолепен в своей элегантности, но Генрих представлял более красочное зрелище.
Генрих был в восторге от того, что, как было видно, произвел на них такое впечатление; засверкали голубые глаза под рыжими волосами, расчесанными вокруг головы; он протянул к ним руку, пальцы которой почти целиком покрывали ослепительно переливающиеся драгоценные камни.
Генрих тепло приветствовал гостей, говоря им, как он рад принимать их здесь при своем дворе. Им нужно освежиться, поэтому для них приготовлен банкет, а после того, как они поедят, они должны будут посмотреть на рыцарские поединки, в которых, считает Генрих, его соотечественники достигли совершенства.
Венецианцев, ошеломленных дружелюбием и гостеприимством короля, затем любезно приняли члены королевского Совета, во главе которых был новый кардинал Уолси, самый важный человек в королевстве.
У них была и встреча с королевой, появившейся в пышном облачении, сверкающем драгоценными каменьями. Но до них уже дошли слухи о чувствах короля к своей супруге и они не верили, что теперь у нее есть на него какое-то реальное влияние.
Генрих прошел с ними на банкет, где окружил себя самыми важными лицами из их числа, и с удовольствием наблюдал их изумление при виде блюд, приготовленных его поварами, и способности англичан поглощать пищу в таких количествах.
У него не было намерения разговаривать о государственных делах — этим должен был позже заняться Уолси; ему же не терпелось узнать, сравнивают ли его гости мысленно с Франциском.
Вскоре он задавал вопросы о своем могущественном сопернике.
— Вы недавно побывали у короля Франции; скажите мне, он такого же высокого роста, как и я?
— Разница в росте между королем Франции и королем Англии очень невелика,— последовал ответ.— Ваше Величество крупный мужчина, Франциск тоже.
— Этот юный король Франции, он полный?
— Нет, Ваше Величество. Его нельзя назвать полным. Совсем нет. Он худощавый и стройный.
— Худощавый и стройный. — Генрих погладил свое собственное округлое бедро.
— Какие у него ноги? — потребовал Генрих. Венецианцы в замешательстве посмотрели друг на друга.
Какие ноги у короля Франции? По правде сказать, они не обратили особого внимания на его ноги, но из-за того, что король был сухощав, им припомнилось, что они, должно быть, худые.
— Худые ноги! — вскричал Генрих.— Посмотрите на мои.— Он поднял ноги из-под стола, чтобы продемонстрировать прекрасные икры и хорошей формы мускулистые ноги атлетически развитого мужчины.— Разве у него такие ноги, а?
Венецианцы были уверены, что у короля Франции не такие ноги.
Очень довольный, Генрих рассмеялся. Потом расстегнул свой дублет.
— Посмотрите на это бедро,— сказал он.— Такие же мускулы и такой же красивой формы, как и ноги. Разве у короля Франции такие бедра?
Когда венецианцы заверили Генриха, что бедра короля Франции не идут ни в какое сравнение с, бедрами короля Англии, он был в восторге и воспылал нежностью и к ним и к Франциску.
— Мне кажется, я очень полюбил этого короля Франции,— сказал он.
После банкета Генрих удалился, чтобы подготовиться к турниру, и через какое-то время во дворе дворца состоялись поединки.
Переломав множество копий, Генрих в тот день даже превзошел свои предыдущие подвиги; так и должно было быть, и один за одним перед ним падали его противники.
Генрих был неимоверно счастлив.
Когда он присоединился к венецианцам, чтобы те его поздравили, он сказал:
— Я бы хотел сразиться на турнире с королем Франции.
Но когда он говорил это, на лицо его легла тень. Этот король на противоположном берегу моря тревожил его, он слышал о нем так много рассказов, о его храбрости, его остроумии, о его любовных похождениях. Не пробыв на троне и недели, он заговорил о том, что поведет свои армии к победе. А Генриху стало ясно, что у него самого нет большого желания встать во главе своих армий.
Что если он сразится на турнире с Франциском и тот победит? Может быть, Комптон, Кингстон и другие уступали своему королю потому, что знали, что так безопаснее?
— Итак,— проворчал он,— король Франции думает начать войну в Италии. Он перейдет через Альпы. Как вы думаете, будет его любить народ, раз он ввергает его в войну в самом начале своего царствования?
Тут Генрих рассердился, потому что сам хотел принести победы своему народу, но не смог этого сделать. Он выпалил:
— Он меня боится. Ну, если бы я вторгся в его королевство, он бы не смог перейти через Альпы и попасть в Италию, ведь так? Так что видите, все зависит от меня. Если я нападу на Францию, Франциск не сможет воевать в Италии. А если не нападу, то сможет. Видите, друзья мои, в моих руках будущее Франции. Ему понравилась эта мысль, и у него опять улучшилось настроение.
Теперь надо забыть о войне и придумать новые развлечения, чтобы произвести впечатление на приезжих.
* * *
В том году май оказался счастливым месяцем. Катарина радовалась приходу весны, которую она всегда любила в Англии. Ушла мрачная зима, на деревьях набухли почки, в живых изгородях белели зонтики цветков вперемешку с голубыми кистями норичника и плюща.
Время обновления, думала она. И в этом году она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо прежде, потому что ей казалось, что обновление коснулось и их отношений с Генрихом, и наступила как бы вторая их весна. И к тому же она стала умнее.
Она поняла, что должна принимать своего супруга таким, каков он есть — здоровый молодой человек, на пять лет младше нее. Должна закрывать глаза на эти интрижки, которые он не давал себе труда скрывать. Должна примириться с тем, что Элизабет Браун — ее фрейлина и главная любовница ее мужа, и не обращать внимания на то, что он делил ложе с одной, потому что страстно желал этого, и с другой, чтобы служить интересам государства и произвести на свет наследника.
Она была полна надежд в тот май. Генрих часто приходил к ней, был к ней добр и она редко видела вспышки его гнева. Она научилась их избегать.
Наступил майский праздник, и Генрих был счастлив, потому что по этому случаю устраивалось одно из тех праздничных представлений, которые он так любил.
Генрих зашел в покои королевы рано утром и был уже одет в зеленый бархат — дублет, штаны в обтяжку и башмаки; даже шапка с изящным пером, в которой он щеголял, тоже была зеленого цвета.
— Весело вам провести этот денек, Ваше Величество,— жизнерадостно пожелал он.— Я зашел узнать, не отважишься ли пойти со мной на майский праздник в это утро.
— Я бы не хотела пойти на этот праздник ни с кем другим, а только с Вашим Величеством.
— Тогда, Кейт, твое желание исполнено. Мы немедленно отправляемся. Пошли.
