– Антон! – завопил Родик. – Антошка, что с тобой?
Больше не колеблясь, Тёма поднял пистолет и выстрелил во тьму, а чуть позже включил фонарь. Он увидел метрах в двадцати позади себя двух человек. Один держал в руке мешок, а второй целился в него из пистолета.
«Все, – подумал оцепенело Тёма, всей кожей ощущая, что эта пуля будет адресована именно ему. – Все… Господи, спаси!»
Буль внезапно вырвался из его рук и стрелой помчался к бандитам, а затем прыгнул, словно бы стараясь защитить своим телом хозяина.
Раздался еще один выстрел. Бедный пес завизжал и, упав за землю, забился в смертельных судорогах.
И тут в метрах пяти впереди от ошеломленного Тёмы кирпичный свод стал медленно оседать.
– Обвал! – завопил один из бандитов. – Назад, братва, назад!
Забыв обо всем на свете, Тёма хотел было помчаться на помощь бедному Булю, но сзади кто-то бесцеремонно схватил его за плечи и поволок в сторону выхода.
– Оставьте меня! – орал Тёма, безуспешно пытаясь вырваться из цепких и сильных рук. – Буль, Буля, Буленька…
Ему ответил лишь глухой, раскатистый грохот обвала.
Тёма и сам не понял, как оказался наверху, в комнате. Рядом стояли люди в полицейской форме. Среди них был его отец, и еще один знакомый человек в пятнистой форме десантника. Это был… Борис Васильевич!
Человек в белом халате стоял на корточках и рассматривал лежащего на полу Антона. При свете фонарей лицо мальчика казалось неестественно бледным, глаза были закрыты.
– Скверная рана… – глухо сказал врач. – Парень потерял много крови. Помогите положить его на носилки.
Тёма сидел на полу и оцепенело наблюдал за тем, как Антона, чья правая нога выше колена была плотно забинтована, положили на носилки и вынесли из комнаты. Ни Родика, ни Ахсара рядом не было. А где же бандиты? Он ничего не понимал, ничего, ничего…
Олег Николаевич нагнулся над ним и ласково погладил по плечу.
– Ты как, Тёмка? – негромко спросил он.
– Хорошо… – трясущимися губами ответил мальчик. – Что с Антоном?
– Ранен в бедро. Ничего, все будет нормально. Могло быть хуже.
– Хуже… Папа, Буля погиб. Он там лежит, под землей, совсем один…
И больше не сдерживаясь, Тёма заплакал.
Глава 27. Былое и думы
Антон лежал на кровати и смотрел на высокий белый потолок. За три недели мальчик изучил его наизусть, каждую трещинку. Поначалу он вообще не мог поворачивать голову, и кусок потолка был всем его миром. Чтобы отвлечься от острой боли в правом бедре и от разных невеселых мыслей, он вообразил, что потолок – это на самом деле большой экран. Стоило только поднапрячь воображение, и на этом волшебном экране появлялись его самые любимые фильмы. Старый-престарый фильм «Седьмое путешествие Синбада», с циклопами, драконами, злым волшебником, прекрасной принцессой и отважными мореплавателями. Его любимый «Инопланетянин», с забавным и трогательным существом с другой планеты, которого спасли ребята из маленького американского городка. Завораживающие кинотрилогии в жанре фэнтези «Властелин Колец» и «Хоббит». Забавные мультики «Король лев», «Алладин», «Белоснежка и семь гномов», «Шрек»…
Когда-то мама объясняла, что у него какая-то особая зрительная, так называемая эйдетическая память. Что далеко не у всех людей есть такая. Антон этого понять не мог. Неужели другие люди не могли закрыть глаза и представить во всех красках и деталях, скажем, картину Васнецова «Три богатыря»? Ведь они видели ее, наверное, сотни раз! Оказалось, нет, многие не могли. И Тёма не мог. И Родик тоже. А вот ему, Антону, почему-то достался такой странный, редкий дар.
До сих пор ему казалось, что от этого самого дара никакого особого толка нет. Ну, конечно, учить формулы или, скажем, длинные стихотворения, ему было очень просто. Но разве в школе заработаешь пятерки одной только памятью? К тому же, в минуты волнения память его нередко подводила. Так, как подвела его в доме Виктора Григорьевича, когда в его руки случайно попал листок с планом подземелий…
Но вот сейчас, когда он оказался надолго прикованным к постели, эта самая эйдетическая память здорово помогла ему. Иначе он давно бы завыл от тоски. В первый раз в жизни он оказался в больнице, да еще с самой настоящей огнестрельной раной! Да такой, что врачи, кажется, опасались, как бы дело не дошло до ампутации ноги. Конечно, ему об этом ничего не говорили. Но он же не маленький, он видел, с какими заплаканными глазами приходила к нему после разговора с врачами мама, как темнело лицо отца, с каким трудом он бодрился – мол, чепуха все это, сынок, до свадьбы сто раз заживет! А голос-то дрожал…
Но однажды родители пришли с совсем другими, просветленными лицами. И он понял, что все обошлось. Ну, и отлично. Представить себя с одной ногой он просто не мог. Да и как бы он стал после этого учиться в школе? Ему бы проходу не дали, задразнили «одноногим пиратом Сильвером»!..
Антон приподнял голову и посмотрел на противоположную стену палаты. Оттуда на него нежно и печально взирала непривычно одетая женщина с покрытой головой и как бы показывала ему на младенца, сидящего на ее левой руке. Мама сказала Антону, что это Богородица и младенец Христос. А икона эта называется Тихвинская. Ее принесли родители и упросили врачей разрешить им повесить икону в палате, в надежде, что Матерь Божия исцелит их единственного сына. Мама Антона не одну ночь проплакала, стоя перед ней на коленях, когда дежурила у его постели, пока сын лежал в жару и тяжелом забытьи и шептал по временам что-то в бреду. Иногда ему становилось легче, и тогда он смутно видел ее скорбную фигуру перед образом на стене. Две матери, два сына в одной палате… Боль, страдание, страх, слезы, надежда…
Он задумался. Да, и его, и Тёму, Родика и Ахсара там, в подземелье, спасла от неминуемой гибели какая-то высшая сила. Все так чудесно совпало… Вот только Булька погиб… А ведь охотились-то они за кладом наживы ради! Заслужили ли они это чудо? Наверное, только в том случае, если они сумеют распорядиться премией за найденный ими золотой бюст Екатерины Великой как-то особенно хорошо. Они должны… да, именно должны сделать какое-то большое и очень доброе дело. Но какое?
Антон еще раз взглянул на икону. «Вот если бы мы с ребятами нашли ту, древнюю, пропавшую икону Тихвинской Богоматери, что когда-то находилась в нашей церкви!.. – подумал он. – Да, это было бы настоящее дело! Или отдали бы премию за найденный нами клад на восстановление петровского храма… Хм-м, наших денег на это, наверное, не хватит. Храм-то, говорят, был огромный… Но что-то доброе мы наверняка можем сделать. Только что?»
В дверь тихо постучали. Антон понял, что кто-то пришел к нему в гости – ведь в маленькой палате он лежал один.
– Заходите! – громко сказал он.
Дверь слегка приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась взъерошенная голова Лёньки Кротицына.
– А-а, Книгочей… – обрадовался Антон. – Заходи, чего застрял?
