Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Согласимся, что, переехав из этой изобилующей всеми благами земли в голодный Хедебю, было от чего прийти в ужас.
Не случайно арабы знали только одних европейских купцов, плававших по Дону и Волге, Черному и Каспийскому морям, а также посещавших Багдадский халифат, – русов. Эти выходцы из «отдаленнейших пределов страны славян» (то есть из славянского Поморья) везли на восточные рынки рабов и пушнину. До Багдада русы добирались на верблюдах. Переводчиками им служили славянские слуги-евнухи. Интересно, что на территории халифата русы выдавали себя за христиан и платили подушную подать (вместо обычной десятины), что, по-видимому, сильно сокращало торговые убытки от таможенных поборов.
Этническая принадлежность русов была засвидетельствована арабскими писателями со всей определенностью: «Если говорить о купцах ар-рус, то это одна из разновидностей славян» (Ибн Хордадбех, вторая половина IX в.).
«Из варяг в греки» – путь из ниоткуда в никуда
Знаменитый Волховско-Днепровский путь «из варяг в греки» занимает совершенно исключительное место в средневековой истории Восточной Европы. Ведь помимо чисто экономического значения ему приписывают и выдающуюся государственнообразующую роль – того географического «стержня», на который были «нанизаны» древнерусские земли. Однако последние исследования убеждают в том, что перед нами типичный для Средневековья историко-географический фантом.
Путь «из варяг в греки» появляется в «Повести временных лет» на первых же страницах, во вставном сказании о хождении апостола Андрея на Русь: «И бе путь из варяг в греки и из грек до Днепру и верх Днепра волок до Ловати, и по Ловати внити в Илмерь озеро великое; из него же озера потечет Волхов и втечет в озеро великое Нево; и того озера внидет устье в море Варяжское; и по тому морю внити даже и до Рима…» После вставки об «Оковском лесе» летописец продолжает: «А Днепр втечет в Понтеское [Черное] море треми жерелы [устьями], иже море слывет Руское, по нему же учил апостол Андрей, брат Петров…» И далее оказывается, что Первозванный апостол и был первым, кто проделал весь этот путь (в обратном направлении – «из грек в варяги»).
Из приморского малоазийского города Синопа Андрей приходит в крымскую Корсунь (Херсонес Таврический). Здесь, узнав, что рядом находится устье Днепра, он довольно неожиданно «всхоте пойти в Рим». Случайно («по приключаю») апостол останавливается на ночлег на берегу Днепра, где позже суждено было возникнуть Киеву. «Заутра встав», он пророчествует своим ученикам о будущем величии Киева, осененного Божией благодатью, поднимается на «горы сия», благословляет их и воздвигает на этом месте крест. Затем он продолжает свой путь до Новгорода, где становится изумленным свидетелем банного самоистязания новгородцев: «Како ся моют и хвощутся… едва вылезуть еле живы; и обольются водою студеною, и тако оживут; и тако творят по вся дни, не мучимые никемже, но сами ся мучают…» Добравшись до Рима, он рассказывает об этом поразившем его обычае, и римляне «слышавше дивляхуся». После этого апостол без всяких приключений возвращается в Синоп.
Выше мы имели случай остановиться на легендарности известий о пребывании апостола Андрея в Скифии и уж тем более в северных областях Русской земли. Но и без этих соображений сказание о хождении Андрея на Русь смущало исследователей, в том числе историков Церкви, прежде всего своей очевидной нелепостью с точки зрения географии. «Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем, – писал Е. Е. Голубинский, – есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск»[124].
Прояснить этот вопрос помогает одна деталь в древнейших текстах сказания, где Днепр наперекор географии втекает в Черное море тремя устьями («жерелами»). Должное внимание к себе со стороны историков она привлекла совсем недавно. «Факт этот в высшей степени примечателен, – замечает A. A. Никитин, – поскольку исключает возможность отнести его на счет ошибочной правки редакторов и переписчиков, ибо реальный Днепр в исторически обозримое (голоценовое) время неизменно впадал в Черное море одним устьем с Южным Бугом, образуя общий Буго-Днепровский лиман. Последнее обстоятельство было хорошо известно на Руси и даже заставило монаха Лаврентия в процессе переписки текста ПВЛ (имеется в виду Лаврентьевский список «Повести временных лет». – С. Ц.) соответственно изменить «тремя жерелы» (Ипатьевского списка. – С.!(.) на «жерелом»… Наоборот, у Дуная, при столь же неизменном наличии семи рукавов дельты, по традиции указываются только три важнейшие – Килийское, Сулинское и св. Георгия»[125].
Из этого любопытного наблюдения ученый делает вывод, что «перед нами яркий пример укоренения на русской историографической почве уже существовавшего произведения, обладавшего, кроме агиографического, еще и географическим содержанием – указанием на традиционный путь «из варяг в греки» по Дунаю, который русским летописцем был перенесен на Днепр, исказив историко-географическую перспективу и внеся смятение в умы позднейших исследователей»[126]. Иначе говоря, в основе русского сказания о хождении Андрея по Днепру и Волхову лежит более древнее сказание о хождении апостола по Дунаю.
К такому неожиданному заключению есть все основания.
В эпоху Римской империи основной торговый путь, связывавший европейские Восток и Запад, Север и Юг, пролегал вдоль Дуная. Торговые караваны двигались по нему посуху, придерживаясь дунайского «лимеса» (пограничной линии крепостей на правобережье Дуная, соединенных между собой превосходными мощеными дорогами), ибо люди античности вообще предпочитали сухопутные путешествия превратностям плавания, на которое они отваживались только в случае крайней необходимости.
Массовые варварские вторжения на Балканы во времена Великого переселения народов сделали этот путь небезопасным, а оседание на дунайских берегах славян и тюрок-булгар и вовсе перекрыло на добрых два столетия всякое сообщение между Константинополем и Римом. Ситуация стала меняться только в 60–70-х гг. IX в. в связи с крещением Болгарского царства и Великоморавского княжества. Христианский мир с восторгом воспринял восстановление древней магистрали, связующей обе бывших части империи. Письмо папы Николая I к реймскому архиепископу Хинкмару, относящееся к этому времени, полно восхвалений Божественной милости, благодаря которой снова стало возможным сообщение между Римом и Византией. С не меньшим энтузиазмом обсуждалась эта новость в Константинополе.
Знание этих историко-географических реалий второй половины IX в. позволяет понять, что заставило апостола Андрея из русского сказания предпринять никак не мотивированное и противоречащее здравому смыслу путешествие из Корсуни в Рим через Варяжское море. На самом деле летописец всего лишь перелицевал на русский лад какую-то легенду о путешествии Андрея из Византии в Рим по Дунаю, возникшую под впечатлением, так сказать, географического воссоединения Восточной и Западной церквей. Непосредственным источником, откуда автор русского сказания почерпнул идею об отождествлении Дуная с Днепром, с известной долей вероятия могло быть одно сочинение из круга «андреевской» литературы «О двенадцати апостолах: где каждый из них проповедовал и где скончался», в котором среди земель, исхоженных апостолом Андреем, указана придунайская Фракия. Дело в том, что именно там, неподалеку от дунайских «жерел», находился еще один Херсонес, и имеются все основания предполагать, что именно этот, фракийский, а не крымский, Херсонес фигурировал в первоначальном варианте сказания.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
