В поезде она сидела в каком-то забытьи. Если бы он даже был рядом с ней, обнимал ее - и тогда он не казался бы ей ближе, чем в эти минуты.
Она увидела его, как только остановился поезд; но они встретились без рукопожатия, без единого слова, только смотрели друг на друга и улыбались.
Саммерхэй где-то разыскал допотопную маленькую коляску - "лошадь, кучер, вот и все", как окрестил ее он, и они поехали по дороге. Под кожаным фартуком руки их сплелись.
День был прекрасный, какие бывают только в начале сентября, когда солнце уже не печет, а ровным светом заливает теряющие свою летнюю пышность деревья, отливающие золотом скошенные поля, серебристо-зеленые взгорья, луга с золотистой горчицей. Временами издали доносился выстрел и падал вдруг лист, как будто сам по себе. Они свернули на проселочную дорогу, миновали буковую рощицу и остановились у ворот старого кирпичного дома, увитого уже желтеющим диким виноградом, - дома с камином и низкими широкими трубами. Перед домом раскинулась огороженная лужайка - запущенный садик с тополями и одной крупной орешиной. Казалось, все солнце собралось в садике, оттуда доносилось мощное гуденье пчел. За деревьями виднелись холмы, где, как говорили, проводились рысистые испытания лошадей. У Саммерхэя был ключ от дома, и они вошли. Для Джип это было что-то вроде детской игры - она воображала, что вот они будут здесь жить вместе, станут распределять комнаты, обставлять каждую. Ей не хотелось портить этот великолепный день какими-либо спорами или снова думать о том, что надо принимать какое-то решение. И когда он спросил:
- Ну, дорогая, нравится тебе? - она только ответила:
- О, в своем роде прелестно! Но пойдем к реке и по-настоящему насладимся ею.
Они взяли лодку в гостинице, где остановился Саммерхэй. Ему, оксфордскому гребцу, река была хорошо знакома от Лечлейда до Ричмонда; Джип никогда на ней не бывала, и река просто ошеломила ее своим спокойным очарованием. Плыть в этот сверкающий безветренный день мимо широких, плоских листьев водяных лилий, над зеленоватыми омутами, слушать, как воркуют голуби, глядеть на пролетающих стрекоз, на ленивые всплески рыб, даже не касаться руля, а опускать в воду руку и охлаждать ею согретые солнцем щеки и, не отрываясь, смотреть и смотреть на Саммерхэя - все это было как путешествие по реке грез, полнейшее воплощение блаженства! Неужели у нее была какая-то другая жизнь с другим человеком, всего лишь год тому назад?
Когда он привязал лодку в последней заводи и сел рядом с Джип, уже вечерело. Ею стала овладевать смутная грусть, навеваемая затененной вечерней рекой. У нее замерло сердце, когда он сказал:
- Джип, мы должны уехать вместе. Нам не вынести этой жизни врозь, когда приходится ловить часы для встреч.
- Почему же, милый! Разве сегодня не было хорошо? Что может быть для нас прекраснее этого? Это - настоящий рай!
- Да, но расставаться каждый день! Целые дни и ночи без тебя! Джип, ты должна, должна согласиться! Разве ты мало меня любишь?
- Люблю очень. Но желать перемены - это значит искушать Провидение. Пусть будет так, как есть, Брайан.
- Ты чего-нибудь боишься?
- Нет. Оставим все по-прежнему и не будем рисковать.
- Рисковать? Значит, ты боишься людей, общества? А я думал, что тебе это безразлично.
Джип улыбнулась.
- Общество? Нет, я его не боюсь.
- Кого же тогда - меня?
- Не знаю. Мужчинам все быстро надоедает. Я во всем сомневаюсь, Брайан, и ничего не могу поделать с этим.
- Как можешь ты надоесть? Ты боишься самой себя?
Снова Джип улыбнулась.
- Во всяком случае, не того, что люблю слишком мало.
- А разве можно любить слишком много? Она притянула к себе его голову и поцеловала.
- Нет, Брайан, пусть будет так, как есть. Нам вес равно будет хорошо вдвоем. Если тебе надоест со мной, я не перенесу этого.
Он долго еще упрашивал, то сердясь, то целуя ее, то стараясь убедить, но на все она отвечала тем же нежным, печальным "нет". Был уже вечер, когда они вернули лодку. Падала роса. Возле самой станции она прижала его руку к своей груди.
- Милый, не сердись на меня. Может быть, я соглашусь когда-нибудь.
И когда она ехала в поезде, ей все хотелось снова очутиться в лодке, среди теней и шепчущихся камышей, среди всего этого спокойного очарования реки.
ГЛАВА XII
Дома она украдкой прошла прямо в свою комнату. Она уже снимала блузку, когда вбежала Бетти; слезы катились по ее щекам.
- Бетти! Что случилось?
- Ах, милочка, где же вы были? Они украли ее! Это злой человек - ваш муж - выхватил ее прямо из коляски и увез с собой в большой машине, а с ним был тот, другой! Я чуть не помешалась! - Джип глядела на нее в ужасе. Майора не было дома. Что же мне оставалось делать? Я ведь только отвернулась, чтобы закрыть калитку парка. Я и в глаза его не видела до того, как он протянул свою длинную ручищу и выхватил крошку из коляски! - Бетти в изнеможении села на кровать и дала волю слезам.
Потрясенная Джип застыла на месте. О, этот мстительный негодяй Росек!
- Ах, Бетти! Девочка, наверно, плакала?
В ответ последовал новый взрыв стенаний. Джип вдруг вспомнила, что говорил в прошлом году адвокат. По закону Фьорсен имеет право на ребенка. Она могла бы получить девочку, если бы возбудила тогда этот ужасный процесс; но теперь, пожалуй, ей и не выиграть его! Чего же они добиваются? Чтобы она вернулась к Фьорсену? Или отказалась от любимого человека? Она подошла к зеркалу и сказала:
- Мы сейчас же поедем, Бетти, и уж как-нибудь возьмем ребенка. Умойте лицо.
Пока Бетти готовилась, Джип старалась отогнать две страшных мысли: она может потерять ребенка, может потерять возлюбленного! Но лучше не думать, а действовать, быстро и решительно. Она вспомнила, что у нее был где-то маленький стилет, подаренный ей очень давно. Она достала его, вынула из красных кожаных ножен и, наколов на острие маленькую пробку, спрятала на груди. Если они могли украсть ребенка, они способны на все! Она оставила записку отцу, объяснив, что случилось, и сообщив, куда едет. Потом они с Бетти взяли такси. Холодная вода и самообладание хозяйки помогли Бетти как-то оправиться. Но она все время крепко держала Джип за руку и тяжко вздыхала.
Джип старалась не думать о ребенке. Если бы она представила себе свою плачущую крошку, она сама не сдержала бы слез. В ней все нарастал гнев против этих людей, которые нанесли ей трусливый удар из-за угла. Она вдруг решилась и спокойно сказала:
- Все из-за мистера Саммерхэя, Бетти. Вот почему они украли нашу малютку. Я думаю, вы знаете, что мы любим друг друга. Они украли ребенка, чтобы заставить меня сделать то, чего они хотят.
Ответом был только глубокий вздох. В душе этой женщины с круглым, как луна, лицом шла борьба между добродетельностью и верой в Джип, между боязнью за нее и желанием видеть ее счастливой, между преданностью верного слуги и страхом старой няньки за ребенка.
