Нет, на самом деле Лили ко мне и не прикоснулась. Тем более она, бывшая самой красивой Левачкой на вокзале, в июле 1970 года. Мы, первая группа «грамотной молодежи», Отправлялись в деревню. «О чтобы пере – пере – перевоспитаться, Мы будем учиться у бедняков и середняков!» Голос председателя Мао с заезженной пластинки Хрипло разносился над вокзальной площадью. Лили вдруг пустилась в пляс рядом с локомотивом, Размахивая вырезанным ею из красной бумаги Сердцем с чудесным рисунком, изображающим Юношу и девушку с иероглифом в Руках, означающим «верность» – верность Председателю Мао. Весна культурной революции пульсировала в ее пальцах. Волосы ее струились на фоне Темного глаза солнца. Прыжок, юбка ее Подобна цветку, и сердце Вырывается у нее из руки, Порхая, как взлетающий фазан. Скользящий шаг - Я бросился спасти его, но она успела поймать Его на лету – последний штрих ее танца. Люди взревели от восторга. Я замер на месте. Она взяла меня за руку, Наши пальцы переплелись, И она стала размахивать нашими руками, Как будто мой промах был тщательно Отрепетированным действием, Как будто занавес упал на мир Листом белой бумаги, Оттенив алое сердце, на котором Я был тем юношей, а она – девушкой. «Самые искусные пальцы», - Кивнув на женщину, сказал директор. Это она. Ошибки нет. Но что я могу сказать? Разумеется, я говорю себе самое банальное: Что все меняется, как гласит китайская пословица, Так же стремительно, как лазурь моря Сменяется синевой тутовой рощи, И что все эти годы умчались в прошлое, Как сброшенный щелчком пепел сигареты. Вот она сидит – другая И вместе с тем прежняя, ее пальцы покрыты Зеленой пеной абразивного порошка. Свежие побеги бамбука надолго погружают В ледяную воду, с них сходит кора, Зато они становятся крепче. Она подняла руку Только раз, чтобы стереть пот со лба, Оставив на нем светящийся след. Она не узнает меня Несмотря на беджик с надписью «Репортер «Вэньхуэй дейли» У меня на груди. «Обыкновенная история, – говорит директор, – Одна из миллионов «грамотных девушек», Она сама стала «бедной забитой крестьянкой», А ее пальцы – сильными, как жернов, Но это – революционный жернов, Полирующий дух нашего Общества, много говорящий в пользу превосходства Нашего социализма». Так появилась для моей статьи Центральная метафора. Изумрудно-зеленая улитка Медленно ползет по белой стене. – Какие грустные стихи, – прошептала Кэтрин.
– Очень хорошие, но мой перевод недостоин оригинала
– Язык понятен, и история – пронзительно-горькая. Я не считаю, что поэма потеряла в переводе на английский. Она в самом деле очень трогательна.
– Очень точное выражение – трогательная. Я все пытался найти эквивалент в английском. Стихотворение сочинил Лю Цин.
– Кто? Лю Цин?!
– Одноклассник Вэнь, про которого говорил Лихуа. Помните? Тот самый разбогатевший предприниматель, который на свои деньги устроил встречу одноклассников.
– Да, да, помню! «Колеса фортуны вращаются так быстро». Чжу тоже вспоминала про него, сказала, что в старших классах его просто не замечали. А почему вдруг вы решили, что его стихи имеют для нас такое значение?
– Дело в том, что в доме Вэнь нашли сборник стихов. Кажется, я говорил вам.
– Да, о нем говорится в ее деле… Постойте! Революционный жернов, деревенская артель, работницы, полирующие детали своими руками, и Лили…
– Теперь вы понимаете? Вот почему я решил сегодня же поговорить с вами о стихах. Уйдя от вас, я позвонил Юю, он выяснил, что в том сборнике была напечатана поэма Лю Цина, и переправил мне ее факсом. Впервые поэма была напечатана в журнале «Звезда». Тогда Лю еще работал репортером в «Вэньхуэй дейли». Подобно автору поэмы, он написал статью об образцовой фабрике в деревне Чанлэ, провинции Фуцзянь. Вот номер газеты с его статьей. – Чэнь достал из портфеля газету. – Так, сплошная пропаганда. Я не успел ее перевести.
Сейчас его стихи можно купить лишь в нескольких книжных магазинах. И разве можно представить, чтобы бедная крестьянка специально поехала в книжный, чтобы купить сборник стихов!
– Вы считаете, что в поэме описывается подлинная история?
– Трудно сказать, насколько она правдива. Конечно, появление репортера на фабрике, где работала Вэнь, было чистой случайностью. Но Лю использовал в газетной статье ту же метафору – «революционный жернов, шлифующий дух нашего социалистического общества». Это могло быть одной из причин, по которым он оставил работу журналиста.
– Почему? Ведь Лю не сделал ничего плохого.
– Не стоило ему писать всю эту политическую чушь, но у него не хватало смелости отказаться. И потом, может быть, он чувствовал себя виноватым, что ничем ей не помог.
– Кажется, теперь я вас понимаю. Если в стихах описывается то, что произошло на самом деле, значит, в тот раз Лю не только не открыл ей свое имя, но даже никакой помощи не предложил. Вот отсюда и образ зеленой улитки на стене. Символ вины и сожалений самого Лю.
– Да, ведь улитка обречена всю жизнь тащить на себе свою ношу. Поэтому, как только я перевел стихи, сразу поспешил к вам.
– И что вы теперь думаете делать?
– Нам нужно обязательно побеседовать с Лю. Хотя во время посещения фабрики он не разговаривал с Вэнь, все-таки потом он прислал ей экземпляр своего сборника, а она по каким-то причинам сохранила его. И я допускаю, что между ними была и еще какая-то связь.
– Да, похоже на то.
– Я поговорил со служащими «Вэньхуэй дейли», – сказал Чэнь. – Лю ушел из журналистики пять лет назад, основал в Шанхае компанию по производству стройматериалов. В самом начале деятельности компании он получил от правительства Сингапура несколько заказов на поставку для Особой экономической зоны в Сучжоу. А сейчас у него, кроме компании в Шанхае, уже целых два завода и деревообрабатывающий завод в Сучжоу. Сегодня днем я позвонил Лю домой. Его жена сказала, что он поехал в Пекин на какие-то переговоры и завтра должен вернуться.
