— Священник в полном порядке.
— Скажи, что любишь меня.
— Люблю.
Ралли казалась расстроенной.
— Кто мой тигр?
— Я.
Ралли замолчала.
— Это правда? — Казалось, она была напугана. — Я имею в виду, не важно, что случилось с Патриком, мы с тобой… ничего не изменилось?
— Скажи, что любишь меня.
Ралли любила.
Джеймс провел с Патриком две недели, иногда оставаясь на ночь, — тогда сестры расстилали ему койку в холле, напротив палаты Патрика. Это было запрещено, но Джеймс им нравился, и они не хотели его выгонять.
День ото дня Патрик все больше худел. Джеймс видел, как сестры его моют, разминают его левую руку и ногу. Джеймс пытался не двигаться хотя бы десять минут, представляя, что ощущает парализованный. Они размышляли о том, могут ли люди, находящиеся в коме, думать или молиться. Он ел безвкусные бутерброды и думал о Ралли. Однажды, заглянув в медицинскую карту Патрика, он узнал, что тот потерял двадцать фунтов. Джеймс решил поговорить с врачом о прогнозах по поводу состояния Патрика. Врач, низенький таитянин, ничего хорошего ему не сказал. Джеймс позвонил Ралли.
— Приезжай, пожалуйста, — произнес он, — пожалуйста, приезжай вечером. Мне нужно поговорить с тобой.
Ралли приехала. Они встретились в кафе на нижнем этаже, к Патрику она заходить не хотела. Они сидели за белым пластмассовым столом и пили сок.
— Патрик быстро теряет в весе, — выдавил Джеймс. Под глазами у него были темные круги от постоянного недосыпания.
Ралли слегка кивнула. Она нарядилась специально для Джеймса, чтобы напомнить ему о своем существовании. На ней было черное платье и туфли на каблуках.
— Ты плохо выглядишь, — сказала она.
— Мне кажется, он умирает, — отозвался Джеймс.
Ралли вздохнула.
— Это все, о чем ты хотел со мной поговорить?
Джеймс оглядел кафе. За соседним столиком сидели четыре обритых наголо мальчика, а рядом с водопроводным краном стояло инвалидное кресло, в котором скорчился мужчина. На столике, забытый всеми, лежал зеленый воздушный шар. Он перемещался над поверхностью столика под действием ветра или магии.
— Все умирают, — вымолвил Джеймс.
Под столом рука Ралли коснулась его колена.
— Джеймс, милый, что с тобой?
В этот момент Джеймс решился.
— Я хочу кое в чем признаться, — сказал он, — это важно.
— Хорошо.
— Я расскажу…
— Ладно.
Джеймс смотрел на детей, больных раком. Он знал, что где-то в их телах, в крови затаилась ненасытная, невидимая сила. Он ощущал, что Ралли ждет от него признания в преступлении, в чем-то извращенном и серьезном. Дети играли в карты, и Джеймс почему-то понял, что они были братьями и, в общем, вполне довольны своей судьбой. Шар, поднявшийся в воздух то ли под действием воздушных потоков, то ли по собственной воле, медленно парил над детьми, подобно разведывательному зонду. Ралли крепко сжала его руку.
— Я разговариваю с лифтом, — вымолвил Джеймс.
— Что ты сказал?
— Я разговариваю с лифтом фирмы «Отис» в моем доме. Каждую ночь на протяжении часа. Я закрываюсь в лифте и останавливаю его между этажами. Я сижу, скрестив ноги, раскачиваюсь взад-вперед и рассказываю лифту обо всем на свете.
— Ты… — Ралли склонилась ближе, — что ты делаешь?
Джеймс посмотрел на нее. На ее лице отражалось недоумение и любопытство. Он улыбнулся, пожал плечами и поцеловал Ралли.
Джеймс хотел бы, чтобы она всегда была такой стойкой и в то же время хрупкой. Он вынул опаловые сережки из кармана и вложил в ладонь Ралли.
— И еще, — произнес он, — это тебе.
Ралли взглянула на подарок. Она вскрикнула от радости. Все сомнения, все вопросы Джеймсу подождут.
— О, дорогой, — лепетала она.
Еще трое суток провел Джеймс, дежуря у палаты Патрика. Он вслух читал ему свои любимые книги, но разговоров с врачом стал избегать. Джеймс старался не замечать, как его сосед превращается в обтянутый кожей скелет. Каждую ночь, засыпая на отведенной ему койке, он был готов к тому, что, проснувшись, найдет Патрика мертвым.
На третью ночь Джеймс проснулся в два часа ночи и приподнялся на койке. В коридоре было темно и тихо. Его разбудило настойчивое монотонное пение, доносившееся до него сквозь сон. Когда он заглянул в палату Патрика, ему показалось, что над его соседом склонились три белые фигуры. Они положили руки на голову и ноги Патрика, и Джеймс догадался, что пели именно они. Одна фигура напоминала швейцара Сендера. Во второй Джеймс узнал Томаса Мерчанта. А третий незнакомец был седой, лица его Джеймс не видел, но мог поклясться, что это был Джон Касл, незнакомец из подземелья, подаривший ему драгоценные опалы. Когда мужчина взглянул в сторону Джеймса, тот ощутил непреодолимую усталость и провалился в сон.
Наутро его разбудила зеленоглазая сестра.
— Ваш друг, — сказала она, — пришел в сознание.
Зевая, все еще ошеломленный, Джеймс приблизился к Патрику. Томас Мерчант тоже был в палате, он стоял у кровати. Его лицо было спокойно, а из глаз неудержимо текли слезы. Сестра вышла.
Глаза Патрика были открыты, но бессмысленны. Он был уже не такой бледный, как прошлым вечером.
— Эй, Патрик. — Джеймс присел на край кровати.
Глаза Патрика пытались сфокусироваться на Джеймсе.
— Джеймс, — тихо произнес он.
— Твой правый глаз открылся, — объяснил Джеймс, — он видит.
Патрик кивнул. С невероятным усилием он согнул правую ногу.
Джеймс уставился на согнутое колено. Он слегка коснулся его.
— Ты вылечился?
Патрик разогнул ногу.
— Не совсем, — проскрипел он.
— У вашего друга все еще парализованы правая рука и четыре пальца на ноге, — пояснил Томас Мерчант.
— Они тоже заработают, Патрик, — ободрил Джеймс.
— Нет, сын мой, — голос священника звучал твердо, — они останутся парализованными.
Джеймс обернулся к священнослужителю. Он вглядывался в его лицо, в слезы, вызванные неведомыми чувствами.
— Откуда вы знаете? — спросил Джеймс.
— Это не важно, — произнес священник.
— Бранч. Джеймс.
Джеймс повернулся к койке. Повязка на голове Патрика была вдвое толще, чем у священника. Джеймс беспокоился, заметил ли Патрик свою худобу. Еще его интересовало, отпустят ли Патрика домой.
— Да, Патрик, — отозвался Джеймс.
Патрик закашлялся. Его глаза были воспалены от инфекции или печали.
