Ралли заплакала. Она уткнулась лицом в плечо Джеймса.
— Пусть она подойдет, черт возьми.
Глаза Джеймса сверкнули.
— Нет, — прошипел он.
Дверь лифта открылась. Оттуда вышел священник. Он посмотрел сначала на Патрика, а потом на Джеймса и Ралли, стоявших слева от него.
— Ох, — вырвалось у Джеймса.
Глаза Патрика широко раскрылись. Он отступил назад.
— Отец Мерчант?
На священнике была красная дешевая куртка с серой оторочкой на капюшоне, из тех, которые носили дети в семидесятых, катаясь на санках. Под курткой виднелись черная рубашка, тугой белый воротник сутаны.
— Убери пистолет, — потребовал священник. Он откинул капюшон и встал между Джеймсом и Патриком.
— Вы за мной следили? — поинтересовался Патрик.
— Я нашел адрес твоего соседа, — ответил Томас, — а швейцар дал номер квартиры. Убери пистолет.
— Я Джеймс, — раздался голос за спиной у священника, — Джеймс Бранч. Тот, кому вы звонили.
— Я Ралли.
Священник промолчал. Он смотрел на Патрика, концентрируя всю силу разума и самообладание на своем отчаявшемся прихожанине. Если бы Джеймс и Ралли могли видеть лицо священника, они поразились бы взгляду светлых голубых глаз и выражению отвращения, исказившему черты Томаса.
— Отдай мне пистолет, — вымолвил Томас Мерчант, — оставь их в покое.
Рука Патрика, сжимавшая пистолет, дрогнула, но он не сводил прицела со священника, стоявшего в нескольких шагах от него.
— Она должна быть со мной, — произнес Патрик.
— Глупости. Никто не должен никого принуждать, — священник расстегнул куртку, теперь был виден белый воротник. — А сейчас отдай мне оружие. Нет нужды наставлять его на близких тебе людей.
Глаза Патрика наполнились слезами.
— Мне плевать на них.
— Хмм. Отдай пистолет, — священник протянул руку.
— Не смейте со мной разговаривать в таком тоне. — Патрик судорожно сжал парабеллум. — Никто так со мной не разговаривает.
— Святой отец, — подал голос Джеймс.
— Отдай пистолет, — настаивал священник.
Свободной левой рукой Патрик погладил ствол оружия.
— Он мой, — заикаясь, пробормотал он.
Священник топнул ногой.
— Дай его сюда! Прекрати эту комедию.
— Не могу, — громко сказал Патрик.
— Можешь, — приказал священник, сделав шаг вперед.
— Нет. Я не могу. Не могу. — Пистолет задрожал в руках Патрика.
Кровь отлила от лица Томаса Мерчанта. Он вглядывался в жалкого человека, стоящего перед ним в дорогом черном костюме, с трясущимися руками, и выглядевшего потерянным и напуганным. Указательный палец Патрика подрагивал на спусковом крючке, и священник с ужасом ощутил, как ощущал в рыданиях исповедующихся, в напыщенных заголовках газет во время войны, в глубоком таинстве Библии, что время слов закончилось. Курок был взведен, негодяй мог выстрелить в любую секунду в молодых людей, стоявших за спиной Томаса. Ради них священник сделал то, что первое пришло ему в голову, чтобы направить всю злость Патрика на себя. Он насмешливо улыбнулся прямо в лицо вооруженному человеку.
— Ты дурак, — сказал он.
— Прекратите, — умолял Патрик.
— Святой отец, — предупредил Джеймс.
Мужчина в нелепой красной куртке насильно заставил себя рассмеяться.
— Бог мой, мальчишка, — презрительно скривился он, — ты хоть представляешь, как ты смешон?
Казалось, пистолет выстрелил сам. Ралли закричала, Патрик в недоумении отскочил в сторону, увидев кровь, стекавшую по виску священника. Томас Мерчант упал как подкошенный.
— Господи, — кричала Ралли. — Боже мой, ты застрелил его!
— Патрик, — прошептал Джеймс.
Они уставились на упавшего, истекающего кровью человека.
Патрик, пошатываясь, приблизился. В его глазах стоял страх.
— О боже!
— Ты застрелил его! — вопила Ралли. — Ты убил его!
Патрик рухнул на колени. Он протянул левую руку и коснулся ботинка священника, но тут же отдернул руку, будто обжегшись. Голова Томаса Мерчанта лежала на полу, волосы были мокрыми от крови.
— Бог мой. — Патрик задыхался. Он весь дрожал. Правую руку, все еще сжимавшую пистолет, он поднес к виску.
— Нет, — вырвалось у Джеймса. Он перегнулся через тело священника, но Патрик уже выстрелил.
Сестры в больнице Святого Луки быстро привыкли к Джеймсу. Возможно, они чувствовали особый аромат влюбленности, окружавший Джеймса, хотя он приходил всегда один. Сестры каждый раз приветливо улыбались молодому человеку с сонными глазами, проводившему у кровати Патрика Ригга дни напролет.
Священника удалось спасти. Пуля прошла по внутренней стороне черепа, слегка задев мозг. Если бы Джеймса и Ралли не оказалось поблизости и некому было бы перевязать голову и вызвать «скорую», то он, скорее всего, скончался бы от потери крови. Но уже на следующий день после ранения отец Мерчант смог подняться с кровати и довольно бодро передвигаться. Ему не разрешалось покидать больницу, но он появлялся тут и там, навещая больных и умирающих. На его голове красовалась толстая повязка. Единственным последствием ранения стало то, что его глаза слезились, и врачи предупреждали, что это неизлечимо. Они полагали, что пуля задела лицевые нервы. Таким образом, Томас Мерчант, всегда отличавшийся завидной остротой зрения, должен был провести всю оставшуюся жизнь с платком в руках, чтобы не позволить миру скрыться за пеленою слез.
Патрик был парализован и впал в кому. Паралич сковал всю правую часть тела, от глаза до ступни. Пуля, предназначенная им для себя, повредила лобную долю. Пулю успешно удалили, и шансы Патрика оценивались как удовлетворительные. Врачи надеялись, что паралич со временем пройдет.
Джеймс взял двухнедельный отпуск в «Харроу Ист» и ухаживал за своим соседом. Напуганная происшедшим, Ралли не хотела находиться рядом с Патриком и ждала вестей от возлюбленного в Сохо. Джеймс звонил из больницы Святого Луки, шепча в трубку свои мысли насчет планов на будущее.
— Мы попробуем спамони[9], — говорил он, — в Палермо.
Ралли возражала. Ей не нравилось спамони.
— Бутерброды с угрем, — предлагал Джеймс, — в Шанхае.
— Почему ты не отходишь от него? — удивлялась Ралли. — Он же хотел нас убить.
— Я его сосед, — отвечал Джеймс, — у него больше никого нет. У него где-то есть отец, но я не знаю, как с ним связаться.
— Он застрелил священника.
