Эллен подошла к длинной скамье, задрапированной черным и красным бархатом. На ней стояли бутылки сладкого фруктового вина и тюбики с губной помадой черного цвета. Между ними валялись листочки из блокнота, исписанные неразборчивыми каракулями. Судя по всему, это были стихи. Она не смогла прочесть ни слова, но крупные черные буквы показались ей странно знакомыми.
– Ничего не трогайте там! – приказал тихий хриплый голос.
Гостья оглянулась. Годспелл, как всегда, в черном, сидела, сгорбившись, в углу, в нише, задрапированной черным бархатом, на фоне которого Эллен ее не замечала, пока та молча управляла вампирами-зомби на экране портативного телевизора.
– Что вам нужно? – Хозяйка встала и выключила телевизор.
– Меня прислала Фили… – Эллен поспешила объяснить причину своего визита.
Несмотря на неяркое освещение этого склепа, Годспелл была в черных очках. Ее бледное заостренное лицо ничего не выразило, и она ничего не ответила.
– Мистер Эли просил вас спуститься вниз вместе со мной, – растерянно пробормотала Эллен.
За спиной Годспелл она заметила полку, на которой стояли сосуды с мертвыми насекомыми, напоминавшие раки с мощами святых.
Годспелл проследила за взглядом Эллен, обернулась и взяла один из сосудов.
– Мой первый ребенок, – пояснила она.
– Как его звали?
– Ее, – поправила Годспелл. – Ее звали Липучка. Эллен удержала смех и сохранила скорбное выражение лица: из-за черных очков она не могла понять, смотрит на нее Годспелл или нет.
– Я вижу, вы их очень любите? – спросила гостья.
И Годспелл Гейтс – у которой было мало друзей и которая редко разговаривала с людьми – вдруг серьезно призналась Эллен:
– В них вся моя жизнь. – Она поднесла Липучку к свету, чтобы Эллен могла ее получше разглядеть. – Они прекрасны, когда получше узнаешь их.
Девушка прижалась к Липучке черными губами и закрыла глаза с молитвенным выражением на лице, а потом бережно поставила сосуд на полку. – Идемте, – сказала она Эллен. Та кивнула и с готовностью направилась к двери.
– Не сюда. – Годспелл показала в противоположную сторону. – Я не хочу, чтобы вы опять напугали малышей. Они слушают мою музыку.
Хозяйка отодвинула черную занавеску, и через маленький кабинет, где в шкафах стояли книги о насекомых, они вышли на лестницу.
– Какой огромный дом! Эта пристройка с улицы совсем не видна, – удивилась Эллен.
– Не такой уж он и огромный. Змей пришлось разместить в гараже.
– И рептилий, наверное, тоже? – Гостья пыталась поддержать светскую беседу.
– Я предпочитаю насекомых.
Пройдя через лабиринт коридоров, они вновь оказались в главном здании, там, откуда Эллен начала свое путешествие.
– Надо же, ваш дом еще запутаннее, чем особняк Беллингов. – Пока они шли, Эллен пыталась в уме начертить план дома и не смогла решить эту головоломку.
– А вам он, похоже, приглянулся, да?
Гостья оторопело приостановилась;
– Кто?
– Особняк, разумеется. – Годспелл тоже остановилась. В ее черных очках отразилось удивленное лицо Эллен. – А знаете, откуда возникло прозвище «Шпора»?
Эллен не понимала, к чему та клонит.
– Ну… он же увлекается верховой ездой.
– И футболом. Он болеет за «Шпору», команду из Тоттенгема.
– Вот как?
– А я болею за «Арсенал». Отец не одобряет этого.
– Он предпочитает регби?
– Нет. Просто «Арсенал» – любимая команда Виков.
Точно, вспомнила Эллен: Сол носил майку «арсенальщика».
Она не могла взять в толк, зачем Годспелл рассказывает ей это.
– Вот Вики его и ненавидят… Короче, никто не думал, что бутылка попадет в вас. Фили сказала, что вы потеряли сознание?
Эллен стало досадно, что подруга совсем не умеет держать язык за зубами.
– Вы знаете, кто швырялся бутылками?
– Один мой знакомый, – без всякого выражения сказала Годспелл.
– Кто-то из Виков, – заключила Эллен. – Вы тоже там были?
Годспелл кивнула.
– Жаль, что вам досталось. Извините. – Углы ее губ дернулись. – С вас бы и дохлого барсука хватило.
– Фили вам и о барсуке рассказала? Девушка отвернулась.
– Да, она мне рассказала.
– За что же вы извиняетесь? Это была не ваша вина.
– Это была моя бутылка.
Эллен вспомнила шеренгу таких же пустых бутылок, выстроившихся в склепе Годспелл, а также игровую приставку и переполненные пепельницы.
Все это она обнаружила и в Гусином Доме по приезде. Может быть, Годспелл Гейтс была одним из загадочных подонков? Эллен не успела придумать, как выяснить это. Эли Гейтс позвал дочь, и она бросилась на зов.
В сумрачной гостиной Гейтсов Фелисити – уже без окровавленного фартука – разливала кофе из маленького фарфорового кофейника и озабоченно посматривала на часы.
– Мне пора идти, Элия. Ты сам знаешь, как леди Беллинг не любит, когда опаздывают.
Эли посмотрел на дочь, и его ледяной взгляд потеплел.
– А почему бы тебе не взять с собой Годспелл, душечка? Она свободна – сеанс у Офелии переносится.
Фелисити озадаченно посмотрела на супруга.
– Но ведь леди Беллинг не…
– Вот и хорошо. Молодой Джаспер сейчас должен быть дома. – Эли встал, снял с дочери темные очки и немного пригладил черные пряди ее волос, торчавшие в разные стороны, как шипы. – Самое время вам с ним поближе узнать друг друга. Ступай с мамой, дорогая. Я сам напою кофе мисс Джемисон.
Годспелл издала звук, похожий на шипение ее любимцев-тараканов, но Гейтс полностью подчинил себе волю дочери и жены. Подкрасив губы, одна – черной помадой, другая – красной, обе удалились, чтобы вместе предстать пред светлейшие очи леди Беллинг.
Хозяин дома жестом приказал Эллен сесть к столику орехового дерева, со стоящей на нем чашкой жидкого кофе. Гостья присела.
– Простите, у меня мало времени. Сейчас придут люди смотреть дом.
– Вы не изменили своего мнения по поводу моего предложения?
– Не я, а родители. Боюсь, что нет. Не изменили.
– Ну, так еще изменят. – Он доверительно улыбнулся.
– Боюсь, что нет. – Эллен прочистила горло. – Они прекрасно понимают, что вы подкупили Ллойда, чтобы избавиться от конкурентов.
Наступила длинная пауза. Эли размешивал сахар в чашке.
Она смотрела на большую темную картину, висевшую над камином: умирающий олень отбивается от своры облепивших его, вцепившихся ему в горло собак Своевольное, непокорное выражение глаз оленя, который не сдавался и сражался до последней минуты жизни, почему-то напомнило ей Шпору.
