Как только я смогла нормально дышать, тотчас же позвонила ему.
Именно так Олли объяснила ему причину своего ухода. Взяла и сказала. В ее стиле было просто оставить записку (о чем свидетельствует рождественская открытка). Однако предупредила она Тео всего за сутки до отлета. И мне это не показалось порядочным. Но кто я такая, чтобы судить?
Я немного подумала.
— А, помню, это когда бабочка где-то машет крыльями, а потом торнадо гуляет по половине земного шара, — сказала я.
— Это уже будет эффект бабочки, — поправил меня Тео, и улыбка, которую я расслышала в его голосе, успокоила мою душу, хотя я несколько разочаровалась, потому что пришлось отказаться от картинки, которую нарисовало мое воображение: неосторожное насекомое машет крыльями в Пекине и создает ветер, который выдувает Олли из ее квартиры в Бруклине и бросает в объятия Эдмунда Бэттла.
— Эффект Уестермарка — внутренний механизм, который предохраняет нас от женитьбы на собственных родственниках.
— Да, но вы же с Олли не родственники… Ведь так? — Внезапно мне все показалось возможным.
— Нет, Корнелия, конечно, нет. — Голос у Тео был сухим, как пыль. — Но по этой теории мужские и женские особи, выросшие вместе, родственники. Все мужчины и женщины, выросшие вместе, запрограммированы не испытывать сексуальной тяги друг к другу. Это инстинкт.
Да ничего подобного! Я едва не закричала. Пропади он пропадом этот доктор Уестермарк и его научная теория! Я представила себе, как вхожу решительным шагом в какую-то лабораторию, Тео идет за мной, и предлагаю себя в качестве доказательства ошибочности этой идиотской теории. «Смотрите, — восторженно кричу я, — я не могу от него оторваться!» И от одной только мысли я покраснела, дыхание стало прерывистым, потому что (не уверена, что я уже об этом говорила) я безумно влюблена в Тео.
— Ты в это веришь? — спросила я вполне серьезно. На другом конце провода долго молчали. Я едва не кинулась в эту паузу с тирадой, поносящей Уестермарка, этого злостного негодяя, тупого урода с его идиотским эффектом, но сдержалась.
— Я верю в то, что был полным идиотом, когда женился на женщине, которую не люблю. — Голос Тео был таким тусклым, таким подавленным, что я даже не ощутила радости при этом известии. Кроме того, если он в своем уме, а он точно в своем уме, связываться еще раз с семейкой Браунов — последнее, чего можно ждать от Тео Сандовала. Есть этот эффект Уестермарка или нет, зачем рисковать?
Пока мы так сидели, молча купаясь в своих несчастьях, я начала соображать, что если Олли уехала несколько недель назад, то Тео, этот эталон честности, несколько недель носил эту тяжесть в себе, живя рядом со мной и Клэр. Готовил в моей квартире, сидел в садовом кресле во дворе Клэр, ездил на своей машине, и боль была с ним постоянно, как еще одно существо, незнакомка-невидимка. От этой мысли меня скрючило, но я решила не спрашивать, почему он мне не открылся.
— Корнелия, я все собирался сказать тебе, — решился он наконец. — И тогда пришел в кафе, чтобы сказать тебе.
— Да ничего, — пробормотала я. — Не нужно ничего объяснять.
— Но когда я до тебя добрался, столько сразу навалилось. Клэр и Мартин. И затем этот несчастный случай. Разве мог я лезть к тебе со своими пустяками, с этим… дерьмом?
Если Тео, который в обычных обстоятельствах никогда бы не стал принижать значение чего-то хоть сколько-нибудь важного, говорит о своем браке, как о «дерьме», значит, он и в самом деле в критическом состоянии.
— Ох, Тео, — вздохнула я.
— Но я думаю, это только оправдание. Ты бы все равно выслушала все мои глупости. Я же тебя знаю. Ты бы выслушала.
— Обязательно. Я и сейчас могу выслушать. — Сейчас и всю свою оставшуюся жизнь я готова слушать все, что ты захочешь сказать. Испытай меня.
— Я знаю. Забудь мои слова насчет того, что я не хотел тебя беспокоить. Это звучит… не знаю… благородно. А я не был благородным. — Он произнес последнее слово почти что с презрением. Тео говорил так, будто сам себе внушал отвращение. Я не могла этого слушать. — Если честно, то я был рад влезть в чужие неприятности. Помнишь, ты сказала, что мне легко было стать для Клэр героем?
— Тео, — забеспокоилась я, — ты знаешь, что я вовсе не это хотела сказать.
— Не хотела, но была права. Было просто появиться и думать, что можешь помочь, можешь все наладить. Я так устал от себя и от Олли. От всей нашей жизни. И ничего я не мог там наладить… — Он горько хмыкнул. — Да и не стоило там ничего налаживать.
— Что будет теперь? — Было бы приличнее дать ему возможность самому вести разговор, я это понимала, но не смогла удержаться.
— Развод, — вяло сказал он. — А в Нью-Йорке это тебе не прогулка под луной. Либо я должен говорить ужасные вещи про Олли, либо она про меня. Тогда все закончится быстро. Олли именно этого хочет. Или… — Тео, казалось, выдохся, слишком устал, чтобы продолжать, но меня нельзя было сбить со следа.
— Или?
— Или мы разбегаемся, живем врозь год, а в конце этого года тихонько разводимся.
— И ты хочешь пойти этим путем? — Ну еще бы. Все это его порядочность, будь она неладна. Господи, Тео…
— Мне даже подумать противно, что мы будем говорить друг о друге гадости. Для протокола. Это ведь была наша общая ошибка.
— Почему так случилось? Могу я задать такой вопрос? Каким образом вы с Олли оказались вместе? — Потому что если ты решилась изображать из себя пронырливого папарацци, кого добрые люди называют подонками, нечего останавливаться.
— Вскоре после отъезда Эдмунда мы с Олли столкнулись в городе. Ты ведь знаешь, мы знали друг друга всю жизнь. И хорошо друг к другу относились. Мы никогда не притворялись, что влюблены. Олли покончила с настоящей любовью, во всяком случае, она так считала.
— А ты? Ты тоже покончил с настоящей любовью? — Господи, кто меня остановит? Но я должна была знать.
— Да нет, не совсем. Но я был почти уверен, что настоящая женщина, настоящая любовь… что ска… не случится. И мне был отвратителен человек, в которого превращали меня «случайные связи». — Его кавычки в этом выражении сочились горечью. Я тоже чувствовала, что погоня за юбками, все эти мужские развлечения были игрой с эвфемизмами самого что ни на есть макиавеллевского типа. Игрой небезопасной. И тут он добавил неожиданно: — И я устал от больных людей.
Он замолчал, как ребенок, который сказал что-то ужасное и ждал, когда на него начнут кричать. Я кричать не стала. Когда он снова заговорил, голос его был спокойнее.
— Олли сказала, что многие люди женятся по любви, и все равно брак кончается крахом. Мы подумали: почему бы не рискнуть, может быть, любовь придет позже. Олли перечисляла все те страны, где брак заключается по воле родителей и где все в полном порядке.
Я улыбнулась при слове «перечисляла». Олли всегда оставалась Олли.
— Значит, вы вступили в брак, как в авантюру, — сказала я. И представила, как все произошло. Давай попробуем! Птички это делают, пчелки, даже умные блохи. Я могла понять, что им хотелось стать частью жизни во всем ее многообразии. Честно признаюсь, что в последнее время я стала экспертом по такого рода желаниям.
