Тихон взлетел назад на берёзу, и немое кино завершилось. Мир стал прежним, а время обрело свой обычный ход. Варенцова услышала страшный рёв Шерхана, которого с трудом удерживали за ошейник бородач и Песцов. Доктороу ошарашенно хлопал глазами, а Наливайко, держа в одной руке смятое письмо, наклонился над выбитым у О’Нила клинком.
По всей длине лезвия тянулась глубокая бороздка толщиной с капилляр, причём не пустая. Брать шпагу в руки и ковырять ногтем содержимое бороздки как-то совсем не хотелось.
Песцов и бородатый вязали рыжему руки и ноги, действуя так слаженно, словно всю жизнь были напарниками. В качестве верёвок пригодились его же собственные подтяжки, модный галстук и шёлковая рубашка, скрученная жгутом.
— Пусть немного полежит, — проверил узлы бородач. — Придёт в себя, а потом… — Он бросил на пленника недобрый взгляд и слегка поклонился Песцову и Оксане. — Спасибо, уважаемые. У вас тут славная колода. Думаю, мы сработаемся…
Тут он что-то увидел за их спинами, и породистое, чуть надменное лицо восточного владыки вдруг озарилось мальчишеской радостью. Он даже подпрыгнул, словно играя в баскетбол, взмахнул рукой и приветственно выкрикнул не очень понятное слово:
— Сирели!
— Господи, а это ещё кто? — удивился Фраерман, вылезший вместе с Краевым на шум из палатки. — Никак Бен Ладен пожаловал? — И вздохнул. — Да уж, без арабов у нас тут не полон комплект…
— Матвей Иосифович, это мой сосед по квартире, — торопливо и тоже непонятно успокоил его Краев и рванул со всех ног вперёд. — Ура! Барэв дзес[143], Рубен!
Он был искренне обрадован, но никоим образом не удивлён. Для кого-то, может, это и была ночь сюрпризов, но для него всё шло по плану.
— Данак сартымеч[144],— заключил его в объятия Рубен. Быстро отстранился, заглянул в глаза… — Итак, свершилось. Ты выжил, и ты Джокер. Значит, пророчество не обмануло…
— Какое пророчество? — всё-таки удивился Краев. — Мир многовариантен. Всё зависит от воли, от вибраций души…
Он давно пришёл к выводу, что, думая о будущем, мы сами его и строим. Мысленно вбиваем гвозди в доску перспективы.
— Не сейчас, дорогой, не сейчас, после расскажу. — Рубен покосился в сторону Наливайко и тактично понизил голос: — Слушай, а он и правда столп науки? Где шляпа, где очки, где узкие плечи?..
Вооружённый грифом от штанги, профессор стоял неподалёку и задумчиво молчал, пристально глядя на рыжего, всё ещё валявшегося в глубокой отключке. Огромный, мощный и нешуточно страшный, он действительно не очень-то напоминал учёного мужа. Скорее уж рэкетира, дотянувшего до пенсии.
— Конечно столп, и ещё какой! Выше Александрийского, — снова удивился Краев. — А в чём дело?
— А в том, что этот рыжий убивец у нас интеллектуал, — жутковато улыбнулся Рубен. — Он у нас наукой интересуется. В плане её самых ярких представителей, как ты понимаешь… А-а-а, смотри, оклемался, гад живучий. Ну что, пойдём поговорим? Только не по душам, потому что души, Олег, у этой твари нет…
Поверженный джентльмен действительно очнулся, но повёл себя совсем не по-джентльменски. Лицо его нечеловечески исказилось, он судорожно ощерился и протяжно завыл. Злость, ненависть, животное отчаяние… Куда подевался галантный, воспитанный сын Альбиона, целовавший Тамаре Павловне ручку? На земле извивалось лютое двуногое существо, очень слабо напоминавшее человека.
«Да в него дьявол вселился, — мысленно ахнул Доктороу. — Боже, прости мою гордыню, но… Куда им, католикам, против диавольского искушения!»
«Хорошо, что я ему всё-таки не подарил ту верфь в Ливерпуле. — Макгирс выглянул из-за плиты, быстро оглянулся и, понимая, что его помощь всё равно никому не нужна, тайком от Варенцовой сунул в топку ещё три полена. — Да здравствует энтропия!..»
— Что за кипёж, господа хорошие, а драки нет? — Появившийся Приблуда вытер рот рукавом, подошёл и оценивающе воззрился на О'Нила. — А зачем это стреножили фронса[145]? Что?! Хотел нашего академика замочить?.. Тогда в натуре поделом! Кончать беспощадно!.. Он, кстати, мне сразу не понравился — с такой соломой его бы раньше ни на одно венчание не пустили бы[146]…
— Что?! Васю?! Вот этой саблей?!. — Подбежавшая Тамара Павловна страшно побледнела и бросилась к мужу. — Васенька!..
Чувствовалось — если бы Василию Петровичу была бы причинена хоть царапина, О'Нил скоро пожалел бы, что вообще родился на свет. И расправу не остановил бы ни Песцов, ни Краев, ни Рубен, ни все они разом. Тамара Павловна не по-женски выругалась и взяла за пуговицу Фраермана:
— Матвей Иосифович, это что же у нас творится, такую мать?.. Что за бардак? Может, пора меры принимать? Дать знать кому надо? Или по машинам — и газ в пол? Чего дожидаемся? Продолжения хренова банкета?.. А я этого рыжего ещё окрошкой кормила…
— Погоди, Тамара Павловна, остынь, — пытался успокоить женщину Фраерман. — Краев говорит, всё будет хорошо, а он в прогнозах не ошибается… И кого нам извещать? Сами разберёмся, в лесу медведь прокурор…
Знал бы он, каким образом подтвердит жизнь сказанную им фразу!
— Ну, если Краев говорит… — неожиданно смягчилась Тамара Павловна. Дёрнула плечом и, к удивлению Фраермана, пошла обратно в палатку.
Неужели досыпать собралась?.. Он не видел, как, скрывшись внутри, Тамара Павловна вытащила мобильник. Удивительно, но сотовая связь нынче работала на славу…
Тем временем Рубен приблизился к О'Нилу, присел на корточки и прищурил зло поблёскивающий глаз:
— А я тебя ведь тоже сразу признал. Хоть и немало времени прошло с того дня, когда ты убил бедного Галуа. Помнишь — май, каштаны, зеркало пруда и твоя пуля, направленная ему в живот? Подло, без команды, в упор[147]! Тогда тебе удалось уйти от возмездия…
Связанный вдруг оскалился, бешено рванулся с земли и попытался зубами вцепиться в шею Рубену. Однако Наливайко был начеку, и рыжий познакомился с тяжёлым грифом от штанги. Посыпались зубы.
