Пролог
— Богдан, тут такое дело… — командир авиаполка немного помолчал и грустно посмотрел на молодого лейтенанта, готовящегося отбыть в отпуск. Потом вздохнул и закончил:
— Женя Лестничный ногу сломал. А нам на его место человек в ближайшую неделю вот так нужен, — полковник провел рукой по горлу. — А кроме тебя, собственно, и некому, да… И знаю, что уже третий раз тебя задерживаю – но видишь же, как все получается! То одно вылезет, то другое. Ты еще разочек потерпи – знаю, что обещал, но куда деваться…
— Да ничего, товарищ полковник. Неделя – это немного. Чего бы и не потерпеть. А отпуск никуда не денется, — лейтенант пожал плечами. — И раз уж такое дело – может, дадите мне еще бензина? Хочу новую "птичку" получше обкатать, пока время есть…
— А то! Конечно, найдем! — обрадовавшийся командир даже встал из-за стола. — Хоть сегодня!
— Спасибо, товарищ полковник. Может, я сегодня же тогда и полетаю?… Вечерком или, может, завтра утром? Перед восходом? Потренироваться хочу, раз уж такая возможность выдалась.
Еще несколько минут спустя, наблюдая в окно за шагающим к казарме пилотом, полковник Ерлыкин тихо радовался тому, что именно в его полку служит лейтенант Драгомиров, способный выручить и подставить плечо. И показывающий отличные результаты в боевой и политической подготовке. Всегда есть, кого поставить в пример, это не говоря даже о том, что не сегодня-завтра немец нападет…
Командир полка не знал, что решение оставить вместо выбывшего Лестничного именно Богдана Драгомирова спасло ему жизнь…
Драгомиров Богдан Сергеевич. Прирожденный пилот, волею случая, судьбы и собственных достоинств оказавшийся в воздухе в то страшное утро двадцать второго июня. Многое ли это изменило?
Да. В тот самый час, когда немецкие самолеты выходили на свои цели, тренирующийся молоденький лейтенант случайно на них наткнулся. Почему он вылетел с полным боекомплектом – не смог бы сказать, наверное, даже его собственный механик. Но от этого результат ничуть не изменился – вчерашний новичок разом превратился в аса, сбив пять и повредив два бомбардировщика из девяти крадущихся к его родному аэродрому. Сорвав тем самым уничтожение своего полка. Большой ли это результат на фронте, где действовали тысячи самолетов и сгорали сотни машин?
И снова – да. Потому что на следующий день эти "Юнкерсы" не уничтожили колонну выдвигающихся к Гродно танков. А на следующий день – еще одну. И в то же время выжившие самолеты сбили еще несколько "Юнкерсов" и "Мессеров", которые, в свою очередь, не уничтожили еще несколько подразделений Красной Армии. Маленький камешек, стронувший лавину…
И хотя через неделю и авиаполк в целом, и эта эскадрилья в частности фактически исчезли с лица земли, немцы потеряли гораздо больше людей и времени, чем планировали.
Но это была уже другая война – война, пошедшая совсем другим путем задолго до первого выстрела. Ибо цепь причин и следствий началась совсем не на затерянном в лесах Белоруссии аэродроме…
Мгновения прошлого. Белоруссия, июнь 1941-го года.
Богдан, открутив в ночном небе все доступные ему фигуры высшего пилотажа, летел на родной аэродром уже почти успокоившись. Перспектива ждать отпуска еще неделю не радовала, но что поделаешь… Начальник всегда прав, м-да
А так хотелось съездить в Киев, повидаться с родителями и Таней!.. Может, хоть на этот раз хватит смелости подойти и пригласить ее на свидание?
— Через неделю узнаешь, — пробурчал себе под нос лейтенант.
Безоблачное ночное небо и разгорающийся на востоке рассвет безмолвно согласились с этим посланием.
— Если, конечно, командир отпуск снова не перенесет, — Драгомиров почувствовал, что навеянное ночным полетом спокойствие поколеблено. — Вот так всегда. И еще слухи эти ходят, про войну… Ну не дураки же немцы на нас нападать, с Англией не закончив?! Ведь наступали они уже на эти грабли, должны были выучить урок.
Внезапно внимание лейтенанта привлек мелькнувший где-то вдалеке отблеск. Словно от самолетного крыла.
— Что за?! Никаких полетов быть не должно! Немцы провокацию затеяли?
Вселенная на вопрос не ответила – в отличие от тела пилота, начавшего действовать быстрее, чем тот сообразил, что происходит.
Снизившись, Богдан увеличил скорость, всматриваясь в предрассветную тьму. И в один прекрасный момент увидел.
"Юнкерсы", восемьдесят седьмые. Девять штук. И почему-то, едва увидев эти машины, направляющиеся к его аэродрому, Драгомиров сразу понял, насколько это серьезно и чем грозит. Это война.
Мысль о провокации в голову больше не приходила – под немецкими крыльями висели бомбы. О трибунале или еще чем-то подобном молодой лейтенант тоже не подумал. Его мозг был занят несколько другим – лихорадочным расчетом действий одинокого истребителя против серьезного врага.
"А ведь отпуск накрылся! — осознание, промелькнувшее где-то глубоко внутри, заставило вспомнить, что перспектива увидеть Татьяну становится весьма туманной. — Гады!"
И именно в эту секунду Богдан решился на атаку. Именно тогда, когда понял, что жизнь той, кого он любил – пусть и боялся ей в этом признаться – находится в опасности. Не от этих конкретных самолетов, но от самого факта войны.
Будучи гораздо быстрее тихоходных пикировщиков, И-17 лейтенанта легко их нагнал. Те крались над лесом, и до аэродрома родного полка оставалось не так уж и много.
Разогнав самолет в пикировании, Драгомиров срезал первого буквально одной очередью – тот даже не понял, что произошло. Как и его коллеги. Пользуясь скоростью, Богдан вновь набрал высоту – и вновь ушел в пике. Где-то на краю сознания зажглась цифра "два".
Немцы наконец-то поняли, что происходит, и действовали четко – но прежде чем им удалось организовать оборонительный круг, загорелся и начал падать еще один бомбардировщик.
"Три". Молодой пилот усмехнулся краешком рта, отчего выражение его лица напомнило оскал огрызающегося волка. Необычайная концентрация, ясность мысли и сознания буквально подсказывали ему, что делать.
Четыре? Нет, ушел – сбросив бомбы, один из "Юнкерсов" развернулся на запад и начал удирать, дымя поврежденным мотором. Четыре?! Нет, еще один остался поврежденным, но живым, улепетывая вслед за своим коллегой. А теперь? Да! "Четыре"!
В этот момент Богдан осознал, что схлестнулся с немцами уже почти над аэродромом, и вот оно, поле, с которого он взлетал совсем, казалось бы, недавно. А крыло уже продырявлено, как и кабина, да и двигатель как-то подозрительно чихает. Все же бортстрелки фашистских самолетов были профессионалами, и не попасть под огонь их пулеметов Драгомиров не сумел.
