— Ваше благочестие всегда угодно богам.
— А как же Мизинчик? — спросила Маджи, полагая, что одна лишь ее набожность вернет внучку целой и невредимой.
— Все в руках Божьих.
— А призрак? — встряла Савита.
— Призрак-шмизрак, — ответил жрец, отмахнувшись, как от надоедливой мухи. — Я же вам сказал: куда катится Бомбей!
С этими словами Пандит-дяш плюхнулся в шафрановую «импалу» и умчался восвояси.
Трущобы и миазмы
Парвати и Кандж ехали по страшной Махим-Сион-роуд — приблизительной границе верхней части треугольного района Дхарави, крупнейших бомбейских трущоб. Этот участок замусоренной дороги люди обычно преодолевали в переполненных одноэтажных автобусах. Люди согласны были ждать битый час или вообще объезжать опасную дорогу на поезде, опасаясь ходить по ней пешком, передвигаться на мотоцикле, мотороллере или даже автомобиле.
Перед Западной железнодорожной веткой, обрамлявшей прибрежную сторону Дхарави, Кандж затормозил и остановился у Махимского вокзала.
— Я поворачиваю обратно, — сказал он и вцепился в руль, словно собираясь резко тронуться с места. — Нас тут прибьют.
— Здесь живут целые лакхи[175]народа, и никто их не убивает.
— Мы чужие, Парвати. Это не наш дом.
— Но мы обязаны найти тантриста.
— Почему это мы должны рисковать из-за них?
— Потому что Маджи взяла меня, когда никто другой не брал.
— Ну и что с того? — зашипел Кандж. — Ты до сих пор обычная служанка. Малейший промах — и она избавится от тебя так же, как от Авни.
Впереди был Махимский разъезд, ведущий мимо железнодорожных путей к главной улице Дхарави — ухабистой тропе, которую проложили жители трущоб, завалив камнями болотистую жижу. Сейчас дорога превратилась в вязкую топь, провонявшую мочой и испражнениями. Но это еще чепуха по сравнению со смрадом кожевенного завода, что приютился за вокзалом и пропитывал воздух едким запахом серы и гниющего мяса. Путь усеивали призрачные шарики шерсти, заметные лишь в свете фонаря Парвати.
Впереди простирались трухцобы — компактное скопление лачуг из рифленого железа с бамбуковыми циновками вместо стен. Каждая хижина защищалась брезентом от муссонных дождей. В поселке не было электричества, и Парвати с Канджем окунулись в кромешную тьму, если не считать тусклого света в жилищах. Хибарки строились как попало, спереди из них торчали голые джутовые веревки. У одной лачуги, рядом с опрокинутым ведром и выцветшей рекламой моторного масла «Бритиш петролеум», валялся раздутый мешок с надписью «53-й градус». На второй этаж вела лестница с кривыми ступенями, опасно установленная на стальных прутьях и упиравшаяся одной стороной в кирпичную стенку со свисающими проводами. Один провод приспособили в качестве бельевой веревки, на нем висели забытые желтые шортики. На крышу второго этажа, покрытую синим рваным брезентом, забросили резиновую шину — авось пригодится.
— Мы живем припеваючи: в лучшем районе города, едим досыта, у нас есть крыша над головой и собственный туалет, — сказала Парвати. — И ты хочешь всего этого лишиться, просто отказав Маджи?
— А ты, надо думать, хочешь, чтобы эти гунды[176]насадили тебя на вертел, как сикх-кебаб?
— Вон там, — Парвати показала на низкий забор вокруг старинного креста. — Пошли туда.
— Хатао![177]
К ним приблизилась компания мужчин, прикрывавшихся шерстяными шалями и пластиковыми мешками. Все были одеты в свободные спортивные штаны, рубашки и курили биди «Шиваджи». Один явно страдал слоновостью: нога у него сильно распухла, кожа стала на вид шагреневой, а ступня вообще потеряла форму.
— Что вы тут забыли?
— Хари Бхаи, — резко ответила Парвати, а Кандж взглянул на кинжал, мелькнувший в руках главаря. «Для шинковки не годится, — решил он, похолодев, — а вот кишки выпустить — в самый раз».
Коренастый главарь, с жестоким взглядом и белыми пятнами застарелого витилиго на лице, сделал шаг назад. При упоминании Хари Бхаи у него мороз побежал по спине.
— А какие у вас с ним дела?
— Скажи ему, что нас прислал Гулу с Виктории.
Мужчина с витилиго выковырял кусок жареного лука из зубов и сплюнул на землю, словно пытаясь напугать гостей своей кошмарной гигиеной.
— Мы скоро вернемся.
Они оставили дрожащих Парвати и Канджа у сломанной раскладушки. Издали за ними присматривал человек-слон, водрузив на кирпич распухший ком складчатой плоти, в который превратилась его ступня.
— Это и есть твой грандиозный план? — прошептал Кандж, присев для удобства на корточки. — В машине ты все твердила: «Положись на меня, положись на меня», и вот нас со всех сторон окружают уголовники. Что ты на это скажешь?
— Хари Бхаи и Гулу — друзья детства, — тихо ответила Парвати, украдкой вытерев лоб краем сари. — Они вместе чистили обувь на вокзале Виктория. Много лет назад он помог Гулу найти тантриста. Разве ты не помнишь?
— Я помню лишь то мерзкое пойло, которое он состряпал и заставил тебя выпить, чхи!
Хари Бхаи и Гулу действительно были старыми приятелями, но Хари Бхаи появился здесь еще раньше. Он был потомком коли, населявших Дхарави, когда это были еще не разрастающиеся трущобы, а рыбацкий поселок на берегу реки Митхи и ее притока Махим, впадающих в Аравийское море. Из семи детей в семье Хари Бхаи был младшим, и потому его не заставляли работать на дамбе, где в прилив заманивали в ловушки крабов и моллюсков, а в отлив ловили рыбу сетями. Со временем реку и приток сильно загрязнил кожевенный завод и другие промышленные предприятия, что возникли на территории Дхарави, и рыба стала отдавать керосином. Из-за непрерывной государственной мелиорации болотистые земли вдоль участка Махим-Баидра стали непригодными для жилья, и под конец море отступило, лишив целый поселок исконного промысла.
Хари Бхаи — тогда еще просто Хари — целыми днями бродил без присмотра по железнодорожным путям, пока не нашел подходящую работу на вокзале Виктория. Он сошелся с другими беспризорниками, в том числе с Гулу, и начал чистить обувь под наставничеством Большого Дяди. Когда Большого Дядю убил его конкурент Красный Зуб, Гулу пригорюнился и убежал, а Хари с легкостью присягнул на верность новому хозяину и даже стал правой рукой Красного Зуба. Впоследствии Хари убил Красного Зуба из-за денег и тоже ударился в бега, но скрывался не от правосудия, а от людей Красного Зуба, поклявшихся ему отомстить. Трущобы Дхарави привлекли Хари как идеальное укрытие — то был непроходимый лабиринт из хибар, с плотностью населения пятнадцать тысяч человек на квадратный акр. Так Хари вернулся в свой родной зопадпатти[178]— район Коливада с его храмом Ганеши Мандира и двухсотлетним святилищем Кхамба Дэо, — дабы изменить свою судьбу к лучшему.
