— Пошли.
Люди Хари Бхаи вернулись, настроенные куда гостеприимнее.
— Куда вы нас ведете? — отважилась спросить Парвати.
— Никаких вопросов, — предупредил главарь, потрогав обесцвеченное пятнышко на подбородке, словно это приносило удачу. — Бхаия не любит лишних вопросов.
Их повели мимо ветхих лачуг, по дороге, затопленной нечистотами и дождевой водой. Растрепанная женщина с большим кольцом в носу сидела на корточках и что-то бормотала, среди ночи начищая золой котел. Когда она наклонилась, из темного сари выпала обвислая грудь.
Парвати и Кандж шагали дальше. Тропа слегка расширялась, дома мало-помалу улучшались, а вонь общественных туалетов ослабевала. Супруги проходили сейчас участок низких и тесных строений, каждое состояло из одиннадцати комнат, обращенных к дороге. Настоящие черепичные кровли, бетонные ступени крыльца и небольшие открытые водостоки. На одном здании красовалась нарисованная от руки вывеска «Лидж-джат Папад» — белоснежная женская рука, украшенная двумя нефритовыми браслетами, держит цветок лотоса.
— Те самые вафли?! — изумленно воскликнул Кандж, хоть и трепетал от страха. — Тут — в Дхарави?
Мужчины рассмеялись:
— Жить ты здесь не живешь, зато со стола нашего жрешь.
Кандж возмущенно зыркнул на них.
— Вот-вот, — гордо кивнул один мужчина, с густейшими усами. — Жена моя заправляет местной фирмой у нас дома — там, где вывеска. Бизнес пока малехонек — готовим для вас, людей, папады. Только в прошлом годе начали, ан уже и в барышах.
— Да она огребает деньжищ похлеще, чем он! — подколол приятеля другой мужик, в безрукавке, открывавшей огромные бицепсы.
— Вдвоем мы даже смогли снять настоящий дом, яр, — отмахнулся от него Усач.
— Но теперь-то ты даже пальцем ее не трогаешь, бхаи! — съязвил Безрукавка, грозно растопырив ладонь над головой.
— Это моя жена, и я один над нею хозяин, — понемногу заводясь, ответил Усач, дабы двое незнакомцев не усомнились в его мужском достоинстве.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал главарь, стараясь избежать стычки. — Хари Бхаи говорит, что катать папады — хорошая работа для наших жен и сестер.
— Моя жена, — продолжил Усач, гордо выпятив грудь после одобрения Хари Бхаи, — катает по три кило пападов каждое утро. Еще затемно ходит в Бандру за жидким тестом.
— А наш брат каждую ночь наведывается в Бандру со своим жидким грузом, — в сторону заметил Безрукавка.
Другие мужики заржали.
Они как раз добрались до внушительной двухэтажки напротив огороженного креста. Дом принадлежал христианской семье, которая неофициально управляла общиной Коливада на северо-западе Дхарави. В их-то жилище Хари Бхаи и устроил свою общественную приемную.
Парвати и Канджа провели в главную комнату, где попивал чай Хари Бхаи — красивый, с волевым подбородком, зализанными назад волосами и в защитных очках, хотя в помещении было темно.
— Проходите, проходите, — пригласил он, щелкнув пальцами слуге, чтобы принес еще чая. — Так вы друзья Гулу?
— Да, — в один голос ответили Парвати и Кандж, продолжая стоять.
— Он мне как брат родной, — успокоил Хари. — Садитесь, садитесь.
Они сели.
— Чем могу вам помочь?
— Нам нужен Тантрист Баба[179].
Хари Бхаи улыбнулся и, опустив очки, подался вперед, чтобы лучше разглядеть гостей. От века и до густой брови пролегал уродливый шрам.
На долю секунды Канджу показалось, что их с Парвати сейчас прикончат. «Я буду умолять, — решил он, — приготовлю им первоклассные алу тикки, лишь бы не убивали».
Но Хари лениво откинулся назад и щелкнул пальцами Усачу:
— Джао, уско булао[180].
Парвати благодарно кивнула. Кандж взял себя в руки, надеясь, что никто не заметил, как его трясет.
Хари Бхаи задержал взгляд на Парвати, одетой в облегающее сари цвета манго.
— Так, значит, сестрица, — проговорил он неторопливо, — тебе нужен тантрист…
Именно благодаря тантристу Хари сумел сказочным образом прийти к власти. С помощью колдуна он получил господство над Коливадой, посрамив даже такого бесчеловечного владельца трущоб, как Вардраджа Мудалиар, чья беспощадная тень ложилась на весь Дхарави, да еще и на 3-й округ бомбейской полиции в придачу. Развивающийся бизнес Хари был связан с единственной древней традицией коли, выжившей после того, как Махим пересох, а община потеряла возможность ловить по старинке рыбу. Хари сам придумал знаменитый лозунг: «Нет океана? Зато есть алкоголь!»
Следуя древним обычаям, бомбейские общины коли всегда перегоняли спирт из различных плодов — джамболанов, гуав, апельсинов, яблок и сладких бурых чику[181], из стеблей которых также добывали молочный латекс для жевательной резинки. Знаменитый «Дхарави Коливада Кантри», что варили в самой Коливаде, был самым крепким из-за особой примеси морской воды. Когда в 1954 году Главный министр штата Бомбей Морар-джи Десаи[182]ввел сухой закон, винокурни коли вынужденно ушли в подполье. Хари обратился к своей общине, обвинив Десаи в том, что он ввел кантрибанди вместо дарубанди[183], запретив отечественный самогон, но в то же время продавая собственный легальный алкоголь в бутылках с надписью: «Иностранный напиток, сделанный в Индии».
Затем предприимчивый Хари прибрал к рукам свободные пространства Дхарави — неосушенные болота, нелегальные свалки — и закапывал там сотни бочонков бродящей сахаристой жидкости. Порой он складывал их в коллекторах соседних кварталов — например, Сиона, где школьники на спор поднимали тяжелые чугунные решетки канализации и заглядывали вниз. После перегонки спиртное хранили в автомобильных камерах, вмещавших до пятнадцати литров. Рабочие без труда носили их на шее и переходили болота вброд, помогая себе руками. Хари обзавелся целым парком огромных американских машин — черных «плимутов», «крайслеров», «доджей», которые развозили его самогон по всему городу. Лучший товар отправлялся в прибрежные адды, в частности к Тетке Рози в Бандру.
Коли считали Хари своим спасителем — неким Робин Гудом, что пренебрегает законом, но соблюдает некие моральные принципы, не участвуя в более сомнительных затеях (например, не добавляет в свой продукт электролит). Приятели прозвали Хари Бхаи — «старший брат», ведь он обеспечил каждого мужчину общины постоянным рабочим местом в своей коммерческой империи и ежемесячным окладом двести рупий. За это люди были беззаветно ему преданы и слепо повиновались, если он просил голосовать за конкретного политика или когда позже они стали пехотинцами Самьюкта Махараштра Самити.
