– Потрясающе. А как тебе удалось все это узнать?
– Совершенно случайно я его частично активировал. Послеэтого «камень» забрался внутрь моего тела и сумел уговорить меня включить егона полную мощность. Что я и сделал. Однако в процессе я практически лишил себявозможности общаться с ним – наша связь проходила на самом элементарном уровне.Потом его удалили, и я вернулся в свое нормальное состояние. Тем не менее онпродолжает функционировать, и телепаты-аналитики могут с ним общаться. СейчасГалактический Совет и ООН хотели бы, чтобы «камень» заработал снова. Былопредложено оставить его одним из специальных объектов в цепочке кула,обеспечивая каждый мир, который он посетит, подробным отчетом о его социальныхусловиях. Путешествуя меж звезд на протяжении многих лет, он сможет существеннорасширить базу своих данных. Кроме того, Спейкус обеспечит Совет сведениями оцелых секторах цивилизованной Галактики. Это живой процессор, с определеннымителепатическими способностями – за несколько веков своей жизни он накопил массусамой разнообразной информации, так что он дал мне совет по поводу одной изстатей Галактического Кодекса и знал, как действует машина Ренниуса. Спейкусобладает уникальной комбинацией объективности и способности к сопереживанию,благодаря этому его доклады могут представлять более чем обычный интерес.
– Кажется, я начинаю понимать, – сказал профессорДобсон.
– Да. Такое впечатление, что Спейкус ко мне привязалсяи хочет, чтобы я стал его «хозяином».
– Потрясающие возможности.
– Вот именно. Однако если я отклоню это предложение, явсе равно смогу заняться изучением всех этих проблем на Земле в качествеспециалиста по инопланетной культуре.
– А зачем на это соглашаться, если можно получить туработу?
– Я подумал о мелких шажках, а потом об ускорении.Совсем недавно мы были там, и вот мы уже здесь. А все что между – немногонереально: интервал между вершинами башен, на которые нам удалось взобраться.Здесь, наверху, куда я смотрел вниз и оглянулся назад, я впервые заметил, чтовершины моих башен приблизились друг к другу. Скорость течения времени заметноувеличилась. Все, что находится там, внизу и между, впадает в отчаяние,становится абсурдным. Вы сказали, что когда мне наконец придут в голову такиемысли, я должен вспомнить бренди.
– Говорил. Вот, держи.
Я выбросил сигарету.
– Если бы расстояния не были такими большими, ты мог быплюнуть в лицо Времени, – заметил профессор, когда я вернул емубутылку. – Да, я все это говорил, и тогда это было правдой. Для меня.
– Ну и где мы в результате оказались? – спросиля. – На вершине шпиля, куда было особенно трудно забраться и где, как мыпрекрасно знаем, уже давно сидят другие. Они считают нас развивающимся миром –примитивным, варварским. Скорее всего, они правы. Нужно смотреть правде вглаза. Не мы первые забрались на вершину. Если я соглашусь на эту работу, рольдисплея в большей степени буду играть я, а не Спейкус.
– Говоря статистически, – заметилпрофессор, – весьма маловероятно, что мы окажемся среди первых, так же,как и среди последних. Во все, что говорил в тот момент, я верил, кое-чему яверю и сейчас. Однако обрати внимание: когда я беседовал с тобой, моя карьерабыла завершена, твоя же только начинается, в тот момент меня занимал тот факт,что мое время подошло к концу. Но с тех пор в моей голове поселились новыемысли. Например, я не раз обдумывал высказывание профессора Кюна о структуренаучных революций – возникает мощная новая идея, традиционные схемы мышлениярушатся, и строительство начинается с нуля. Маленькие шажки, один за другим.Проходит время, и все снова кажется аккуратным и разумным, если не считатьнескольких лишних, никуда не укладывающихся кусочков. Тогда кто-то другойшвыряет очередной кирпич в окно. Так было всегда, а в последние годы кирпичистали падать чаще и чаще. Не оставляя времени на то, чтобы навести порядок.Когда же мы встретились с инопланетянами, прибыл целый грузовик таких кирпичей.Вполне естественно, наш интеллект начал спотыкаться. Однако кем бы мы ни были,между ними и нами существуют немалые различия. Естественно. Нельзя сыскать двуходинаковых людей или два неотличимых друг от друга народа. Даже если нет иныхпричин, кроме этой, я не сомневаюсь, что мы внесем свой вклад. Мы обязаныпережить град падающих на наши головы кирпичей – ведь остальные, теперь этостановится очевидно, пережили. Если же мы не справимся, тогда наша раса незаслуживает того, чтобы занять место рядом с ними. В моем желании быть лучшим ипервым не было ничего дурного, разве что порочно само желание оставаться водиночестве. Ученые, занимающиеся антропологией, постоянно говорят орелятивизме культуры, каждая ступень эволюции автоматически вызывает у нихчувство превосходства по отношению к тому народу, степень развития которого ониоценивают, – а они оценивают всех. Теперь наступил момент, когда нас, втом числе и антропологов, будет оценивать само время. Похоже, тебя это заделодаже сильнее, чем ты сам готов признать, причем в самой любимой тобой сферемышления. На это я могу сказать лишь одно: приободрись и постарайся извлечь длясебя что-нибудь полезное. Смирение, например. Мы стоим на пороге возрождения,если я правильно понимаю происходящее. Обязательно наступит день, когда кирпичиперестанут валиться на нас, и Время приостановит свой бег, и тогда мы сможем,наконец, навести порядок в своем доме. И снова ощутим самодостаточность. Акогда этот день придет для тебя, с кем ты будешь?
Он немного помолчал.
– Ты пришел просить у меня совета, – продолжилДобсон, – а я рассказал тебе даже больше, чем ты хотел. Во всем виноватахорошая компания и превосходная выпивка. Поэтому я пью сейчас за тебя и завремя, которое так сильно меня изменило. Продолжай восхождение. Вот и все. Продолжайвосхождение, а потом постарайся забраться еще немножко выше.
Я взял у него бутылку, сделал глоток и посмотрел на здание,расположенное на противоположной стороне улицы.
– Почему мы следим за часами? – спросил я.
– Ждем, когда пробьет полночь. Это должно произойти сминуту на минуту.
– Ответ кажется мне слишком очевидным, хотя и даннымочень уж к месту.
Профессор усмехнулся.
– Не я писал этот сценарий, – сказал он. – Ктому же все мои ответы давно кончились, Фред. Я просто хочу насладитьсяспектаклем. Есть вещи, которые интересны сами по себе.
– Верно. Извините. И спасибо вам.
– А вот и они!
