– Как бы там ни было, – пообещал я Рагме, –не сомневаюсь, что это приключение будет волнующим и поучительным.
Мы подошли к машине, забрались в нее и отправились в город.
У меня за спиной в песке неожиданно раскрылось множестводверей, и я стал думать о женщинах, тиграх, башмаках, кораблях, сургуче ивсякой подобной ерунде, стоящей у порога.
Скоро, скоро, скоро…
– Вариации на Тему Третьей Горгульи от Конца Звезды иМечты о Времени…
Я наконец разыскал его в маленьком городке, примостившемся втени Альп; он сидел на крыше местной церквушки, внимательно и задумчиворазглядывали гигантские часы на городской ратуше, что стояла на противоположнойстороне улицы.
– Добрый вечер, профессор Добсон.
– А? Фред? Господи Боже мой! Осторожно, вон тот каменькачается… Вот так. Отлично. Не ожидал увидеть тебя сегодня вечером. Впрочем, яочень рад, что ты пробегал мимо. Я собирался послать тебе утром открытку, вкоторой хотел рассказать об этом чудном городке. Дело ведь не только ввозможности забраться наверх. Посмотри, какая здесь перспектива! Посмотривнимательно на большие часы, ну как?
– Хорошо, – сказал я, устраиваясь рядом с ним иупираясь ногой в какую-то каменную виньетку. – У меня для вас естькое-что, – добавил я и передал профессору сверток.
– Ой, спасибо. Какая приятная неожиданность. Сюрприз…О, да он булькает, Фред.
– Ага.
Профессор развернул бумагу.
– Вот это да! Что-то я не могу понять надпись наэтикетке, так что я, пожалуй, лучше попробую содержимое.
Я не сводил глаз с больших часов на башне.
Через некоторое время:
– Фред! – воскликнул профессор. – Я в жизнине пробовал ничего подобного! Что это такое?
– Стереоизомер обычного бурбона, – объясниля. – На днях мне разрешили пропустить несколько бутылок через машинуРенниуса – специальный комитет ООН, занимающийся инопланетными артефактами,последнее время ведет себя со мной крайне доброжелательно. Так что в некоторомсмысле вы сейчас попробовали очень редкий напиток.
– Понятно… А по какому случаю?
– Звезды прошли свой огненный путь и оказались в нужныхместах, они расположились с изысканной изобретательностью, и я смограсшифровать их древнее предзнаменование.
Профессор кивнул.
– Красиво сказано, – похвалил он меня. –Только не понятно, что это значит.
– Ну, если начать сначала – я получил диплом.
– Весьма огорчительно. Я уже почти поверил, что с тобойэтого никогда не случится.
– Я тоже. Но они меня перехитрили. Теперь я работаю нагосударственный департамент или на ООН; все зависит от того, с какой стороныпосмотреть.
– А чем ты занимаешься?
– Вот как раз об этом я сейчас и раздумываю. Понимаете,мне предоставили право выбора.
Профессор сделал еще один глоток и передал бутылку мне.
– Нет ничего хуже необходимости выбирать, – заявилон. – На, выпей.
Я кивнул и сделал глоток.
– Именно поэтому я и хотел поговорить с вами – преждечем принять окончательное решение.
– Такая серьезная ответственность, – проговорилпрофессор, забирая у меня бутылку. – А почему со мной?
– Некоторое время назад, когда меня пытали в пустыне, явспомнил всех своих многочисленных наставников и кураторов. Только совсемнедавно я понял, почему одни из них были хорошими, а другие никуда не годились.Самые лучшие из них не пытались заставить меня выбрать какую-нибудь изпроторенных дорог. Впрочем, таких кураторов всегда было трудно убедитьподписать мою карточку с набором предметов. Они всегда довольно долго со мнойбеседовали. И это были совсем не обычные разговоры. В явном виде ни один из нихне дал мне прямого совета. Я даже вряд ли смог бы воспроизвести то, о чем мы сними разговаривали. Мне кажется, они считали, что, если что-то достаетсячеловеку с трудом, он начинает ценить свое приобретение гораздо больше, чемесли бы оно просто свалилось на него с голубых небес. Мы, как правило,обсуждали не научные вопросы. Именно этим преподавателям и удалось научить менячему-либо, и я думаю, что в определенном смысле они руководили моейдеятельностью. Они не хотели, чтобы я делал что-то, по их мнению, нужное, онихотели, чтобы я сумел увидеть то, что видели они. Что-то вроде их взгляда на жизнь,без прикрас. Так вот, поскольку вам, одному из немногих, в течение несколькихлет удавалось избегать назначения на пост моего куратора, я считаю вас своимнастоящим наставником.
– Я совсем не намеренно… – проговорил профессор.
– Именно. В моем случае это было самым лучшим способомрешения проблемы. Возможно, единственным. Вы многое показали мне и такимобразом помогли. Вы помогали мне не раз. Сейчас я думаю о нашем последнемразговоре, там, в университетском городке, перед вашей отставкой.
– Прекрасно помню.
Я закурил.
– Ситуацию, в которой я оказался, довольно труднообъяснить. Попробую изложить просто: звездный камень, инопланетный артефакт,полученный нами на хранение на неограниченное время, обладает разумом. Егосоздала раса, похожая на нашу, – она погибла. Камень нашли среди руин этойцивилизации многие века спустя после ее гибели, и никто не понял, что этотакое. Ничего удивительного – ничто не указывало на то, что он является темсамым Спейкусом, о котором говорилось в сохранившихся и переведенных на другиеязыки записях. Было принято считать, что речь идет о каком-то исследовательскомкомитете или процессе, а может быть, программе, собиравшей и обрабатывавшейинформацию с точки зрения социальной науки. Однако на самом деле в записях речьшла о звездном камне. Чтобы он мог действовать на полную мощность, нужносущество, похожее на нас. Он становится чем-то вроде симбиотического гостявнутри этого существа, получая и обрабатывая данные из его нервной системы, вто время как его «хозяин» занимается своей работой. Используя полученныесведения, Спейкус становится чем-то вроде социального компьютера. Взамен он добесконечности обеспечивает своего «хозяина» безупречным и всегда здоровыморганизмом. Он может предоставить анализ всех явлений, с которыми встретилсявпрямую или косвенным путем, выдать сравнительные данные, абсолютнонепредвзятые, поскольку не относится ни к одной из форм жизни, но при этом онопределенным образом сориентирован благодаря своей конструкции. Он предпочитаетнаходиться в теле подвижного существа, голова которого наполнена разнообразнымиидеями.
