class="p1">– Разожми колени, иначе я сделаю тебе больно. Так надо… Прости.
Я пыталась расслабиться и уступить, но все равно морщилась от неприятных ощущений, особенно мере в самом начале. Неужели он легко принял все правила навязанной нам игры и получает удовольствие, усердно выполняя приказ обожаемого тирана.
На мгновение мне стало противно его мокрое от пота, лихорадочно раскрасневшееся лицо, его безобразно дергающаяся верхняя губа, терпкий кисловатый запах мужчины, который весь день простоял на жаре в тяжелой амуниции да еще махал мечом, пытаясь выжить на арене.
Глухо мыча, я начала вырываться и дергаться под ним, царапала плечи, упиралась ладонями в грудь, а потом поняла, что мои пальцы наткнулись на влажное пятно, расплывшееся на боку. Борат все-таки был ранен и никто даже не позаботился его перевязать… В порыве острой жалости я обняла его, обхватывая руками и ногами, сильно сжала внутри, желая лишь, чтобы все поскорее закончилось.
Единственный раз наши губы соединились в поцелуе – соленом от пота и слез. Наконец в последний раз содрогнувшись, Борат замер, переводя дыхание, а я, лежа под ним с разведенными ногами, мягко гладила колючий ежик его волос, широкую спину и мускулистые полушария оголенных ягодиц. Было так тяжело чувствовать на себе его большое тело, но душа, казалось, парила где-то под сводами потолка. Воистину, будет, что рассказать духам предков – на нашем коротком веку хватило и горестей и удовольствий.
– Не знаю, доживем ли до завтра… я люблю тебя, солдат…
Он жалобно улыбался, некрасиво прикусив все еще подрагивающую верхнюю губу, утирал мое лицо от слез своей жесткой ладонью, а я жмурилась от его не слишком уместной ласки. Я не хотела отпускать его от себя.
Зловещую тишину в комнате нарушил сиплый голос Фурия и его же редкие аплодисменты:
– Это было прекрасно! Я поражен глубиной твоего актерского мастерства, милая Валия! Ты невероятно талантлива, дорогая! Но пора опускать занавес и избавляться от реквизита – время отдыхать.
Борат поднялся, поправил сначала мою сбившуюся у самой груди тунику, и только потом занялся своей одеждой. Прямой и строгий он обернулся к цезарю, ожидая новых распоряжений. И Фурий не замедлил их отдать:
– Я тобой доволен, преторианец! Ты проявил мужество на арене и показал, что умеешь здорово трясти ложе. Пусть Кассий выпишет тебе внеурочные выходные на три дни. Навести родственников и любимых шлюх. Ступай!
Мне показалось, Борат тяжело вздохнул, настраиваясь на ответ:
– Повелитель, позволь мне сказать. Эта женщина…
– Я сказал, ты можешь идти в охранное помещение. На сегодня довольно зрелищ. Я очень устал!
Заметив в голосе Фурия нотки раздражении и злости, я кинулась на выручку гвардейцу.
– Борат, иди к себе, нам нужно набросать пару строф новой поэмы о сатире и нимфе… это очень важно. Иди, Борат!
Он обернулся ко мне с нескрываемой мукой во взоре. Его кулаки нервно сжимались и разжимались. Я вдруг угадала, как сильно он хочет забрать меня с собой, неважно куда, лишь бы подальше от логова «зажравшейся гиены». Лишь бы не оставлять меня наедине с "божественным". Борат все еще его боготворит или я ошибаюсь?
Я же поняла, он хотел попросить Фурия о возможности нашего союза, но тот еще не все подлости на нас испытал, этот паук ни за что не отпустит такого жалкого мотылька, как я, не оборвав ему крылышки одно за другим ради развлечения.
«Борат, иди к себе, а уж я как-нибудь справлюсь… Страшнее собственной гибели бывает лишь зрелище того, как губят дорогих тебе людей. Даже, если ты не можешь сам себе объяснить, почему они тебе дороги».
Борат ушел, забыв на драгоценном столике из черного дерева свой грязный плащ. Потом Фурий разбранил за нерасторопность рабов и пинками выгнал их из просторных покоев. Мы остались в спальне одни.
Какое-то время цезарь сидел, сгорбившись в кресле и уставившись в одну точку на ковре. Он чуть не клюнул носом об пол, задремав, но опомнился и теперь осоловело таращил на меня запавшие глаза.
– Валия… ты здесь… всегда рядом. Я рад. Прочти что-то подобающее случаю. Или спой. Но прежде хорошенько подумай. Если мне не понравится, я брошу тебя голодным псам, а если ты мне угодишь, щедро награжу. Представь, я тоже умею разить насмерть и любить до последней капли крови. Но ты бледна и дрожишь. Что с тобой? Ты не веришь в мощь благозвучного поэтического слова? Ты не уверена в себе?
Надеюсь, мой голос звучал достаточно твердо:
– Я верю в исцеляющую силу звука. «Нет на земле такого существа – жестокого, крутого, адски злого, чтоб не могла бы на единый миг в нем музыка свершить переворот…». Но слаще всего человеку слушать голос такого же человека, особенно близкого существа – матери, друга, возлюбленной. Однако, довольно красивых усыпляющих метафор и томного воркования при виде белых облаков и щебечущих пташек.
Есть слова, способные воспламенить сердца и повести за собой на штурм, раскалить добела ненависть и завалить города трупами мирных граждан. Слово бесценно и всемогуще! Важно лишь, для какой цели его использовать. «Ведь как пчелы в улье опустелом – дурно пахнут мертвые слова…»
– Продолжай! Мне нравится это сравнение.
– Сегодня ты заставил меня смотреть, как для потехи скучающей толпы убивают здоровых, крепких воинов. Ты заставил меня принять мужчину у всех на виду, и сам наблюдал, будто я работница лупанара, ублажающая первого клиента. Почему ты не видишь во мне свободного человека со своим достоинством, почему распоряжаешься моим телом? Разве божественное величие заключается в унижении и порабощении других людей?
– Конечно! – уверенно заявил Фурий, самодовольно улыбаясь, будто моя гневная речь доставила ему удовольствие. – Боги нас не щадят, вертят нашими судьбами как им угодно, отчего же мы должны поступать иначе, имея богатство и власть?
– Может, тогда нам стоит придумать себе других богов, Фурий Германик Август? Более милосердных и справедливых? Тогда изменится жизнь людей всех сословий.
– Это утопия – позавчерашний день! – зевая, отмахнулся Фурий. – Бормотание беззубых философов, выживших из ума среди своих пыльных фолиантов и рукописей. Опомнись, Валия! Мир держится на неравенстве и борьбе. Так было и будет во веки веков!
– А ты пробовал что-то изменить хотя бы в своей спальне? «Проклятый болтун!» Хотя бы относительно тех, кто искренне желает тебе добра, несмотря на все твои… особенные привычки.
Кажется, я подошла к Рубикону. Осталось лишь сделать шаг и меня омоют холодные воды Стикса. Но я хочу жить! Как истекающий кровью гладиатор, как волк с перебитым хребтом – я хочу прожить еще день… еще час… пару мгновений я выгрызу у
