конце «заламывает» неоправданно цену. Такие обвинения тоже числятся в личном деле Липпи. Но самый скандальный донос на него пришел от анонимного гражданина, а не от обиженного заказчика.
В 1456 году Филиппо принимает должность капеллана[90] одного монастыря в городе Прато. Также для этого монастыря он начал писать икону. Все бы хорошо, но ирония судьбы была в том, что монастырь оказался женским. Можно только догадываться, как же был рад Липпи, оказавшись в райском цветнике! Зоркий глаз Филиппо тут же выцепил из толпы монахинь белокурую девушку по имени Лукреция. В монастырь она попала совсем недавно и, конечно же, не по своей воле. Так решил ее отец из-за тяжелого финансового положения семьи. Липпи, недолго думая, поспешил переговорить с матушкой настоятельницей о возможности, чтобы одна из девушек попозировала ему для образа святой на картине.
— Вы уже присмотрели кого-то подходящего? — ничего не подозревая, спросила настоятельница.
— Вон та сестра, что у розового куста, мне кажется, отлично подойдет для образа святой Маргариты, Вам не кажется? — как бы небрежно спросил художник.
— Ах, вы про Лукрецию Бутти! Конечно-конечно.
На том и сговорились. Лукреция начала позировать Филиппо, а тот, как хитрый лис, стал соблазнять неопытную девушку, которая и повидать-то в жизни ничего не успела. Все эти «позирования» доведут до того, что парочка решится на нарушение правил устава. Монахиням не дозволялось выходить за стены монастыря. Но был один день в году, когда в Прато съезжались верующие со всех концов Европы, чтобы поприсутствовать на великом празднике Успения Богородицы. В Соборе Прато хранилась важная для христианского мира реликвия — кусочек пояса Девы Марии. В праздничный день его выносили показать собравшимся, чтобы те могли получить благодать Божью. Тогда и монахини имели право присутствовать на праздничной церемонии. Идеальный день для побега! Затерявшись среди толпы и прикрывая свое лицо, Лукреция поспешила за угол площади, где ее уже ждал Филиппо. Любовники направились в дом художника, где Лукреция будет прятаться целый год! И если такой скандал мать-настоятельница еще постаралась как-то замять, то дальнейшая ситуация вышла из-под контроля. После побега вслед за Лукрецией из монастыря сбежала ее сестра с еще тремя монахинями! Все дружно укрылись у Филиппо Липпи, который, не забываем, был священнослужителем и уж точно не мог сожительствовать с девушками, давшими монашеские обеты. Но группу последних беглянок быстро вернули в монастырь, Лукреция же не могла показаться там, так как была уже беременна и живот начал предательски выпирать. После рождения сына она все же вернулась в монастырь, заново приняв обет и оставив ребенка художнику. Правда, хватило ее ненадолго, и очень скоро Лукреция совершила второй побег к Липпи. Скрывать скандал больше было невозможно.
В ящике для доносов кто-то уже оставил записку о монахе и монахине, у которых родился ребенок. Скандал докатился до ушей самого папы римского. Возможно, если бы речь шла о каком-нибудь простом художнике без связей, то суд мог бы выйти вполне показательный для всего общества. Но это не было случаем Филиппо Липпи. Вспомним, что его другом и заказчиком был сам Козимо Старший Медичи. Банкир очень хорошо умел убеждать словом и делом. Папой на тот момент был Пий II — тот самый, что назвал Флоренцию городом шлюх. К тому же он сам был из Тосканы и все прекрасно понимал, а иногда лично пописывал эротические сонеты. Ни на какой костер грешников не отправили, папа широким жестом человеколюбия снял обеты, данные Филиппо и Лукрецией.
На момент встречи двух любовников Филиппо было за пятьдесят, а Лукреции всего лишь шестнадцать лет. Сложно сказать, что именно ее толкнуло в объятия Липпи. Была ли это любовь к харизматичному мужчине или желание покинуть ненавистные стены монастыря, мы никогда не узнаем — эту тайну она унесла с собой в могилу. Так или иначе, у них родилось два ребенка. Сын Филиппино Липпи, который унаследовал талант отца и тоже стал потрясающим художником. Он обучался в лучших мастерских того времени, в том числе и в мастерской Сандро Боттичелли. Вторым ребенком была девочка Алессандра. Несмотря на то что Пий II снял обеты, Филиппо так никогда и не женился на Лукреции. Некоторые биографы художника намекают на то, что он так никогда и не исправился, продолжая бегать за каждый юбкой. Кто-то говорит, что он предпочел оставить себе монашеские одежды, несмотря на совместное проживание с Лукрецией. Точно мы можем утверждать лишь одно: эта белокурая девушка с нежнейшими чертами лица и светло-серыми глазами, стала настоящей музой Липпи. Именно ее лицо спустя века мы видим в образе Девы Марии на множественных картинах художника.
Филиппо Липпи. Мадонна с младенцем. Галерея Уффици, Флоренция
Кроме Филиппо в доносах звучало имя и Леонардо да Винчи. Ящики всегда открывались в назначенную дату в присутствии не только «Ночных Офицеров», но и нотариусов. В один из таких дней, рука синьора распечатала очередную бумагу. В ней сообщалось, что некий семнадцатилетний Якопо Сальтерелли, в связи со своей бедностью, зарабатывал себе на хлеб, предоставляя особые услуги Леонардо да Винчи, который учится в мастерской у Андреа Верроккьо. Дата: 9 апреля 1476 года.
На тот момент Леонардо да Винчи было двадцать четыре года, и это был первый, но не последний донос на него. Спустя буквально полтора месяца, 7 июня 1476 года, — новый донос. В нем снова сообщалось о содомии в отношении к Якопо Сальтерелли, доносчик на этот раз указал имя Леонардо да Винчи и еще нескольких его знакомых. Подобного рода обвинения не всегда требовали большого времени для разбирательств, и достаточно часто после расследования дело закрывалось. Но не в этот раз. История об этом доносе прогремела на всю Флоренцию, отпечатавшись в голове Леонардо. С того момента художник будет всегда держать в тайне личную сторону своей жизни. Почему это дело стали расследовать с особой тщательностью? Возможно, «офицеров» смутило то, что донос повторился, что не помогли даже многочисленные письма, приходящие в защиту художника и его репутации. Ситуация разрешилась через месяц бессонных ночей. В июле было вынесено решение, что Леонардо и остальные синьоры невиновны, но тон оповещения выглядел скорее предупреждением на будущее и неким «прощением», а не убеждением в их невиновности.
Личная, и не только, жизнь Леонардо до сих пор окутана флером тайны. Если касаться этой главы его жизни, большинство
