историков искусств сходятся во мнении, что Леонардо вполне мог иметь отношения с мужчинами. Одной из загадочных фигур в его жизни был Салаи. Салаи — это прозвище, переводящееся как «дьяволенок». Маэстро сам выбрал его для вздорного мальчишки по имени Жан Якопо Капротти. О появлении Салаи в мастерской Леонардо сообщает в документах, записывая десятилетнего Якопо к себе, в качестве слуги.
Очень скоро Леонардо узнал, что мальчик был с очень непростым характером, только и было слышно, как художник называл его «лгун и вор!». Но из мастерской его не выгонял. Почему же? Если верить дошедшим до нас описаниям внешности Салаи, он был невозможно красив. Волосы юноши падали мягкими кудрями на широкие плечи, греческий нос был идеальной прямой формы, а в глазах был тот дьявольский огонек, который и пленил маэстро. Сохранились небольшие зарисовки, изображающие красивого юношу; ряд историков утверждает, что это портреты Салаи. Связывали в итоге Леонардо и Салаи любовные отношения или нет, об этом остается только строить предположения и искать ответы в километровых шкафах с документами. Но то, что для Леонардо он был близким другом, отрицать невозможно. В 1991 году в архиве Милана был найден интересный документ, который датируется 1521 годом и содержит инвентаризацию на имя Жана Якопо Капротти. В нем, помимо прочих вещей Якопо, числятся несколько картин Леонардо да Винчи.
В своем завещании бóльшую часть всего нажитого Леонардо оставил двум мужчинам. Салаи, кроме картин, получил также кусок земли, на котором в итоге построил себе дом. Второй мужчина — Франческо Мельци. В отличие от Салаи, которого Леонардо подбирает с улицы, Франческо происходил из аристократической богатой семьи. В живописи он будет одним из самых близких последователей Леонардо. Также, только эти двое отправятся с да Винчи во Францию. Но у смертного одра Леонардо, скорее всего, присутствовал лишь Франческо — во всяком случае, документы умалчивают о Салаи.
Кроме Леонардо, под раздачу доносов попал Сандро Боттичелли. Первый раз его имя фигурирует в 1490 году, 13 октября, обвинение все то же — содомия. Тут можно задаться вопросом, почему художники так часто попадали именно под это обвинение. Давайте посмотрим, как выглядела творческая мастерская со стороны. Ко взрослому, иногда уже пожилому маэстро на обучение поступали мальчики, которые буквально росли в мастерской, постепенно они превращались в юношей, а затем и в молодых мужчин. Любые закрытые однополые сообщества всегда вызывают подозрительность. Не случайно именно монастыри часто подозреваются или становятся местами действий для однополой или же просто запретной любви — вновь можем вспомнить «Декамерон» Боккаччо. Но в отличие от монастырей, где есть сдерживающий фактор в виде веры, у мальчишек в мастерской такого фактора нет. И не всегда же они там работали, мешали краски и выписывали лики святых. В свободное время компания учеников могла отправиться в ближайшую таверну, галдеть там до утра, выпивая и чествуя свою молодость и жизнь. Как там могли играть гормоны, можно только пофантазировать.
Чтобы приоткрыть немного завесу над мастерскими эпохи Возрождения, предлагаю посмотреть на одно любопытное письмо, где Микеланджело рассказывает приключившийся с ним случай. Одним летним вечером 1514 года Микеланджело вышел из переулка и направился к Кафедральному собору. Вдруг его остановил синьор и попросил, чтобы Микеланджело принял его сына к себе на обучение. Слава скульптора уже доставала до небес, поэтому подобные предложение не были редкостью. Но Буонарроти никогда не хотел иметь мастерскую в широком ее понимании. Отказав незнакомцу, он поспешил удалиться от надоедливого синьора. Тот же ухватил его за локоть и с хитрой улыбкой сказал: «Маэстро, если бы Вы его увидели, Вам бы захотелось не только взять его к себе на обучение, но и к себе в постель!»[91] Микеланджело отказал.
Вернемся же к Боттичелли. Первый донос на него был в 1490 году, когда художнику было 45 лет, а вторая анонимка была написана в 1502 году. В ней оповещалось, что «Сандро Боттичелли живет вместе с подмастерьем»[92]. На тот момент Сандро уже кардинально изменил свою живопись и стал писать исключительно на религиозные сюжеты, как будто бы желая успеть замолить все свое «прошлое» искусство. К чему конкретно привели эти доносы в жизни живописца, увы, документы молчат. Но, возможно, именно второй донос был для Сандро особенно болезненным. Чтобы понять почему, нам нужно познакомиться еще с одним героем истории Флоренции.
В городе Феррара в 1452 году родился мальчик по имени Джироламо. Дед его был медиком, поэтому планировалось, что внук пойдет по его стопам. Но юноша очень скоро забросил изучение медицины. Согласно легенде, причиной тому стала любовь. Джироламо Савонарола не отличался красотой, он был худощав, с огромным крючковатым носом на половину лица и волосами, отливавшими рыжими кляксами на солнечных лучах. Войдя в пору первой любви, Джироламо потерял голову от одной девушки по соседству, звали ее Лаудемия Строцци. Но ни семья девушки, ни, что самое главное, сама Лаудемия не были польщены влюбленными обещаниями о женитьбе Джироламо. Более того, девушка открыто высказала свое отвращение. Это стало спусковым механизмом — сердце юноши разорвалось от обиды, безответной любви и полученного унижения. 24 апреля 1475 года он пишет своей семье письмо: «Я выбираю религию, потому что я видел бесконечное количество человеческой бедности, насилия, измен, воровства, тщеславия, всю жестокость общества, которое потеряло способность к добрым делам…». Так Савонарола принял постриг и стал монахом доминиканского ордена.
В первый раз во Флоренцию он попадет в 80-х годах XV века, но долго в городе не задерживается. Его карьера как проповедника не начнется с головокружительного успеха. Джироламо не удавалось поймать внимание прихожан, его голос дрожал, был тих и не внушал уверенности в то, что он пытался донести. Какое-то время ему пришлось посвятить навыкам ораторского мастерства, и это оказалось напрасно. Уже в 1490 году его приглашают во Флоренцию, в монастырь Сан-Марко. И приглашает не кто иной, как Лоренцо «Великолепный» Медичи, очень любивший «коллекционировать» вокруг себя людей, выделяющихся из толпы своими талантами и мыслями. О феррарском монахе Лоренцо рассказал Пико делла Мирандола, описывая Савонаролу как монаха будущего. Лоренцо не мог скрыть своего любопытства. Увы, когда Савонарола освоился в городе, стало понятно, что он был монахом будущего, но того, где нет места таким, как семья Медичи.
В отличие от проповедников Флоренции, которые поддерживали тот климат весны, наполняющий город прекрасными произведениями искусства, красивыми турнирами и праздниками, Савонарола не шутил с прихожанами,
