чувствую себя дерьмово.
— Да, почти не спал, — я засовываю руки, покрытые бумажными порезами, в карманы.
— Здесь холодновато… — она смотрит на дом позади меня и покачивается на ногах. — Мы пойдем внутрь или будем просто стоять и надеяться, что не превратимся в человеческие сосульки?
— Не думаю, что это хорошая идея, — говорю я. — Не сегодня.
— Оо… хорошо? — поднимает брови Шеридан. — Ты сказал мне прийти сюда сегодня в три часа. Я что-то пропустила?
— Есть кое-какие дела, с которыми я должен разобраться.
Я так измучен, что не знаю, имеют ли слова, вылетающие из моего рта, смысл или это тарабарщина. Это как быть пьяным, не прикоснувшись ни к капле спиртного.
— Мне действительно нужно сосредоточиться на этом прямо сейчас.
— Сосредоточиться на чем, Август? Я запуталась…
— На семейных делах.
— Ты можешь сказать точнее?
— Я просто думаю, что нам нужно притормозить, — говорю я. — Залечь на дно.
Ее прелестный ротик складывается в букву «О», и Шеридан делает шаг назад.
— Вчера ты попросил меня выйти за тебя замуж, а сегодня говоришь, что нам нужно притормозить? Что происходит?
Я не могу сказать Шер то, что знаю. Не могу рисковать тем, что она побежит к своим родителям и расскажет им, прежде чем у меня появится шанс поговорить с кем-то из тех, кто был в этом ящике. Мне нужно сначала добраться до них, убедить их в том, что разговор безопасен, и разработать план, как упрятать моего отца за решетку, где ему самое место.
Это тонкий, сложный процесс, и я не могу допустить ни одной оплошности. У моего отца есть акулы-адвокаты, и они могут вынюхать красные флажки и лазейки, как кета.
— Пожалуйста, Шер. Поверь мне. Я не могу сейчас вдаваться в подробности, но я расскажу тебе все, как только смогу.
— Это глубоко личное и сложное дело? — Шеридан прижимает руку к бедру, используя фразу, которую использовал ее отец, когда она пыталась рассказать ему о предполагаемом романе.
Если я скажу «да», мне крышка, потому что Шер подумает, что я ей изменяю.
Если я скажу «нет», я солгу.
— Это личное семейное дело, — говорю я.
— У тебя проблемы?
Если мой отец узнает, что я делаю, то да. Я буду покойником.
— Нет, — говорю я. — Нет, если я буду держать рот на замке.
— Ты можешь рассказать мне все, Август. Почему ты не можешь сказать мне это?
— Поверь мне, я хочу. И расскажу. Только не сейчас.
Когда она смотрит на черный асфальт у наших ног, у нее дрожит нижняя губа. Но она не плачет. Шеридан втягивает ледяной декабрьский воздух и опускает руки по швам.
— Не могу поверить, что я на это купилась, — говорит Шеридан. — Ты ничем не отличаешься от любого другого парня, который думает, что знает, чего хочет, пока дело не доходит до серьезных отношений, а потом он сходит с ума и ему нужно пространство.
— Я понимаю, как это может выглядеть.
— Так ты или не ты только что сказал мне, что я не могу войти в дом и что нам нужно остыть, проводить меньше времени вместе, — качает головой Шеридан. — Подожди, ты сейчас под кайфом? Ты что-то принимаешь?
Она фыркает, глаза расширены, рот полуоткрыт, как будто ждет, что я скажу, что все это какая-то больная и извращенная шутка.
Шеридан не хочет в это верить, но, честно говоря, и я не хочу.
Я никогда не думал, что мы зайдем так далеко, и нам придется повернуть назад — но это временно.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, черт возьми. — Ее тон меняется, становится ровным и надломленным одновременно. — Боже, я тупая. Я действительно тупая. Поверить, что ты реально говорил все эти вещи? Повестись на твой глупый поступок?
Она притворяется, что хлопает себя по голове, а затем отворачивается, и густые слезы ручьями стекают по ее щекам.
Я должен взять себя в руки. Это ради ее безопасности. Ради нашего будущего.
Так должно быть — но только пока.
— Я знаю, как это звучит, — я подхожу к ней, тянусь к ее руке, но она отдергивает ее одним сильным, злым рывком. — Я человек слова, Шеридан. Я никуда не уйду. Но сначала мне нужно кое о чем позаботиться. Я люблю тебя, и у меня есть все намерения когда-нибудь жениться на тебе. Но этого никогда не случится, если я сначала не разберусь с этим.
— Ты больной ублюдок, Август. Надеюсь, ты это знаешь, — Шеридан возвращается к своей машине, захлопывает дверь и задним ходом выезжает за ворота.
Шеридан злится, но все это ради нее — чтобы очистить имя ее семьи, обеспечить ее безопасность и гарантировать, что я смогу провести остаток своей жизни, никогда не беспокоясь о том, что она в опасности.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
ШЕРИДАН
— Как, черт возьми, парень может пройти путь от предложения жениться на тебе в одну ночь до заявления о том, что ему нужна свобода, на следующий день? — вышагивает по комнате Адриана.
— Твое предположение не хуже моего, — я листаю один из миллионов ее журналов. — Может быть, я вернусь в кампус до конца каникул. Некоторые мои друзья все еще там. Нет смысла торчать здесь.
— Должно быть, происходит что-то еще. Я просто не верю в эту историю с трусостью. Если бы это был кто-то другой, то да. Сто процентов. Но не Август. Парень одержим тобой. До крайней степени. Не может быть, чтобы он пытался запереть тебя и вдруг передумал.
— Думаешь, есть кто-то еще? Может быть, бывшая девушка?
— Все люди, с которыми я разговаривала, которые знают Августа, говорят, что он не ходит на свидания — разве что, может быть, он встретил кого-то в школе этой осенью? Но когда Август пришел на работу в тот день перед Днем благодарения и написал ту записку… это не похоже на парня, у которого
