стороне от дома, лежит сохатина, еще что-то.
– Браконьерничает Игнат Захарович.
– Вчера поставил в заливчике морды, а утром принес ельцов с полведра. С хлебом хуже. Мука кончается. Китаев говорит, начнут карбаза сплавлять, тогда обменяет на рыбу. У него там знакомые, заранее договорился.
– Карбаза? Как я не подумал. Вот на чем нужно добираться до Якутска. Не пароход, знакомых не встретишь.
С реки донесся гудок, послышался шум выпускаемого пара, зашлепали плицы.
– Отходят, – Алексеев снова, но уже самостоятельно, поднялся, подошел к окну.
Пароход, сделав оборот, подходил к передней барже.
– Мама, кроме Нахоры и Красного, нигде не была. Все собиралась съездить в Якутск, я обещал свозить, обещал, да все как-то не получалось. Все на потом оставлял. А на потом ничего нельзя оставлять. Этого – «потом «, может и не быть.
Каждую появившуюся на реке лодку, обязательно разглядывали в бинокль. И в этот июньский день, только Марта, закрыв барак на замок, пришла постирать бинты, как вдалеке показалась лодка. Китаев сходил за биноклем, глянул – мужчина в милицейской форме:
– Чусовской. Наш участковый.
Марта спрятала бинты, вылила воду и вместе с Софьей Власовной, ушла в дом, готовиться к встрече. Заплели две косички, торчащие в разные стороны, дали в руки шитье.
А Китаев, спустившись к реке, смотрел, как участковый мощными гребками весла гнал маленькую ветку вперед… Китаев придержал, ткнувшуюся в берег, лодку, дал возможность выйти из нее участковому и уж потом подтянул повыше.
– Здравствуй, Игнат Захарович!
– Здравствуй, Афанасий Петрович! Какими судьбами?
– Да вот подумал, что давно вас не проведывал. Живете вы на отшибе, мало ли что. Как Софья Власовна? Что у вас нового?
– Софья, слава богу, здорова. А нового. Что может быть нового у стариков? Вот Софьина племянница приехала, все повеселей стало. А как вы живете, жена, дети?
– Да пока все нормально, младший первый класс закончил, читает все подряд. Да, чуть не забыл, – Чусовской достал из лодки пачку газет. – Вот привез. А то вы тут, наверное, совсем от жизни отстали, не знаете, что в стране делается.
– Вот за это огромное спасибо!
– Боцман! Молодец, не забыл. Где бродил, почему так поздно встречаешь? Хорошая собака, хорошая…
Софья Власовна стояла на крыльце, поджидая гостя.
– Здравствуйте, Софья Власовна! И почему Игнат Захарович такую красавицу от людей прячет?
– Здравствуйте, Афанасий Петрович! Прятать больше нечего, отлетела моя красота, как листва с берез. Давненько вы у нас не были, мы уж думали, забыли нас.
– Дела, Софья Власовна, дела.
– Чайку с дороги?
– Не откажусь.
Вошли в дом, и Чусовской, вешая фуражку на гвоздь и приглаживая волосы, сказал:
– Ну, показывайте вашу племянницу. Наверное, такая же красавица, как и вы?
– Не смешите меня, Афанасий Петрович. А Люба в комнате, я ей работу подбросила. Пойдемте, познакомлю.
Увидев участкового, Марта поднялась, стараясь держаться прямо, и наклонила голову:
– Здрассьте!
– Здравствуй, здравствуй! А документы у вас имеются?
– Я… у меня, – на глазах у Марты показались слезы, она с надеждой глянула на Софью Власовну.
– Пойдемте, Афанасий Петрович, я все объясню.
На кухне Софья Власовна предложила гостю сесть.
– Как насчет рябиновки?
– Рюмочку можно.
Накрывая на стол, Софья Власовна говорила о «Любе»:
– Люба из деревни, отец давно погиб, в гражданскую. А этой зимой мать умерла. Одной тяжело. А родных, кроме меня, у нее нет. Вот бросила дом и приехала. Сами понимаете, какие в деревне документы.
– Попробую ее матросом на пароход устроить. – Китаев разлил желто-красную наливку, поднял рюмку. – За ваше здоровье!
Выпили, и Китаев зная, что Чусовской заядлый охотник, перевел разговор на другое:
– Как нынче поохотились? Я – неудачно, утка стороной прошла, по вашему берегу.
– А я чуть опоздал к началу охоты, проводили в районе одну операцию. Но утки взял много. Массово шла, выстрелишь, глядь, снова садятся. В основном шилохвость.
Так об охоте и проговорили, о документах больше не заикнулся. Китаев проводил его до реки, стараясь по лицу Чусовского определить, или он и в самом деле не придал особого значения, что у «Любы» нет документов, или что-то подозревает.
Участковый, пообещав как-нибудь заглянуть, сел в лодку и, уже взяв в руки весло, улыбнулся:
– Был у нас по делам новый начальник районной милиции Матвеев, человек явно городской. Привел я его на озеро, выделил скрадок… Стрелок он хороший, а как ехать за утками, он и говорит – дай-ка я на твоей лодке попробую, первый раз такую вижу. Сел он, взял весло, я оттолкнул, ветка качнулась. Матвеев замер и тихо-тихо шепчет: вытаскивай быстро на берег. Пришлось мне лезть в озеро, хорошо, у берега было неглубоко. Съездил я, собрал уток. Он посмотрел и говорит, когда ты в ней сидишь, она не качается, а я только сел и чуть не перевернулся. Может, у меня центр тяжести повыше. У тебя в заднице, а у меня в голове. И сам заржал. Веселый мужик, не в пример Дрюкову. Я сначала про центр тяжести не понял, так он объяснил. Ладно, поехал.
– Вернувшись в дом, Китаев похвалил:
– Молодцы!
– Разыграли хорошо, а вот не насторожило ли его, что я не Марту позвала, а его повела с ней знакомить.
– Непонятно. Уехал веселый, рассказал про нового начальника районной милиции Матвеева.
– Я все боялась, думаю, вдруг позовет ее, тут никак хромоту не скроешь, а уж на это обратить внимание им точно велели. В следующий раз, если заранее увидим его, надо будет Марте уйти в лес, за грибами или еще за чем. Что к тому времени поспеет.
– Если ничего не заподозрил, раньше августа не появится.
– А вы, Игнат Захарович, скоро на ту сторону поедете?
– Пока нужды нет. Ты что-то хотела?
– Узнать, как сын.
– Если что, они приедут, скажут.
– Марта, люди в наслеге хорошие, но наше частое появление у Прокопьевых вызовет любопытство. И всегда найдется человек, которому это покажется подозрительным. Я понимаю твое состояние, сама была матерью, – на ресницах Софьи Власовны показались слезы, смахнув их, она твердо закончила. – Хочешь сыну добра – терпи.
– Посмотрим, что газеты пишут. Вот самая свежая. Ага. Указ от 26 мая 1947 года. «Об отмене смертной казни». «Исто– рическая победа советского народа над врагом показала не только возросшую мощь Советского государства, но и, прежде всего, исключительную преданность Советской Родине и Советскому Правительству всего населения Советского Союза.
Вместе с тем международная обстановка за истекший период после капитуляции Германии и Японии показывает, что дело мира можно считать обеспеченным на длительное время, несмотря на попытки агрессивных элементов спровоцировать войну.
Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
Отменить в мирное время смертную казнь, установленную за преступления действующими в СССР законами.
За преступления, наказуемые по действующим законам смертной казнью, применять в мирное время заключение в исправительно-трудовые лагеря сроком на 25 лет». Подписали Шверник и Горкин.
