src="images/i_139.jpg"/>
Мужчины хоронят умерших в дни блокады в Ленинграде. Волковское кладбище. 1942 год
Подвиг выражается в разных формах. Подвигом ленинградских художников стало запечатление картин блокадного города. С осени 1941 и до самой своей смерти в апреле 1942 знаменитый мастер гравюры и офорта Павел Александрович Шиллинговский работал над циклом ксилографий «Осажденный город».
Другой художник, Алексей Федорович Пахомов, в 1942–1944 годах создал серию литографий «Ленинград в дни блокады», состоящую из трех десятков работ. «Я делал очень мало набросков с натуры, – вспоминал Пахомов. – Больше наблюдал и запоминал. Вначале не было разрешения на зарисовки, а когда разрешение было получено, отважиться рисовать было не так-то просто. Население с таким недоверием и злобой набрасывалось на рисующего, видя в нем диверсанта и шпиона, что рисование превращалось в непрерывное объяснение. Подходил какой-нибудь военный и успокаивал недоверчивых, что-де удостоверение на зарисовки настоящее, а не поддельное. Но военный и успокоенные уходили, появлялись новые прохожие, и снова надо было объясняться и отбиваться. Но главная причина, конечно, была не в этих трудностях. Просто события были столь значительные, что, мне казалось, и отражены они должны быть не в легких набросках, а в форме наиболее монументальной (в пределах графического искусства): в проработанном эстампе большого формата».
Доставка продовольствия по Ладожскому озеру на барже в осаждённый Ленинград. Сентябрь. 1942 год
Одной из наиболее известных работ Пахомова стала литография «Скоро свет», созданная в 1944 году после снятия блокады. На первый взгляд – ничего особенного. Девушка-электрик подсоединяет провода к уличному фонарю. Но для людей, переживших блокаду, эта девушка стала символом возрождения, олицетворением возвращения к прежней, доблокадной жизни. Скоро – свет! Свет! И это означает, что всё будет хорошо. Для тех, кто выжил…
Невероятно, но 2 января 1942 года, в самый мрачный период блокады, в Ленинградском Союзе советских художников была открыта первая блокадная выставка, на которой демонстрировались семьдесят работ, выполненных в разных жанрах – живопись, графика, скульптура. Эту выставку ежедневно посещала пара десятков человек, но сам факт того, что в осажденном городе проводятся выставки, имел огромное значение, не столько идеологическое, сколько духоподъемное. Вторая выставка открылась в мае 1942 года. На ней, помимо работ, участвовавших в первой выставке, были представлены работы, сделанные художниками во время командировки в места дислокации партизанских отрядов. Всего было представлено сто двадцать шесть работ, а на третьей выставке, которая открылась 12 июня, их уже было более трехсот. Эта выставка производилась по всем правилам – с пригласительными билетами и отпечатанным каталогом.
Единственный оставшийся в городе Театр музыкальной комедии продолжал давать спектакли в стенах Пушкинского (Александринского) театра, более защищенного от обстрелов и бомбежек. За первый год блокадной жизни были выпущены шесть премьер – «Ева», «Принцесса долларов», «Марица», «Три мушкетера», «Продавец птиц» и «Любовь моряка». Всего же за годы блокады было осуществлено пятнадцать премьер и возобновлений ранее поставленных спектаклей (!). Театр посетили один миллион триста тысяч зрителей. В кассе билеты обычно заканчивались к полудню (очередь за ними занималась с раннего утра), а с рук их можно было приобрести за дневную пайку хлеба. При бомбёжках делались перерывы, а затем действие возобновлялось. Играть приходилось в неотапливаемом помещении, но это не смущали ни актеров, ни зрителей. Ленинградцы жили, жили назло врагу, и старались ни в чём себе не отказывать (разумеется, по мере возможностей). От голода и лишений умирали актеры, умирали художники, создававшие работы для выставок. Если в афише спектакля обозначалась замена, то причина была ясна всем…
На углу Невского проспекта и Малой Садовой улицы, на доме 54/3, установлен памятный знак «Блокадный репродуктор». В годы блокады эти уличные громкоговорители передавали фронтовые сводки и прочие известия. «Особую службу несли уличные динамики, – вспоминал писатель Юрий Алянский. – Они были укреплены с таким расчетом, чтобы прохожий непрерывно находился в зоне их звучания: один динамик «провожал» пешехода, другой тут же «встречал» его. Так вели они ленинградцев тяжкими блокадными маршрутами улиц. Во время обстрелов динамики сейчас же переходили в распоряжение МПВО,[102] предупреждали людей об опасности и спасли сотни человеческих жизней. Радио стало неотъемлемой частью жизни – как кусочек хлеба, стакан кипятку, вязанка дров». В перерывах между передачами звучал метроном, сигнализировавший о обстановке в Ленинграде – шестьдесят в минуту означало, что в городе все спокойно, а учащенный «радиопульс» извещал о бомбежке или артиллерийском обстреле.
Мне тебя забыть бы надо,
Мне тебя забыть бы надо,
Только всё напоминает
Мне сегодня об одном —
Ленинградская блокада,
Ленинградская блокада,
И стучащий неустанно
Ленинградский метроном.
Тишина стоит такая,
Тишина стоит такая,
Дремлет Нарвская застава,
Спит под снегом Летний сад.
Метроном не умолкает,
Метроном не умолкает,
Будто все сердца погибших
И сегодня в нём стучат.
Здесь нас бомбами глушили,
Здесь нас голодом душили,
Только мы с тобой, мой город,
Были всё-таки сильней.
Нет, мы их не позабыли,
Нет, мы их не позабыли —
Девятьсот ночей блокадных,
Девятьсот блокадных дней.[103]
Музой блокадного радио была поэтесса Ольга Берггольц. Её страстные стихи, проникнутые верой в будущее, в победу, в стойкость ленинградцев, вселяли уверенность, давали надежду, звали на борьбу. В феврале 1942 года Берггольц напишет самые знаменитые свои строки:
Двойною жизнью мы сейчас живём:
в грязи, во мраке, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним —
свободным, щедрым днём.
Мы этот день уже завоевали…
Да здравствует, да царствует всегда
простая человеческая радость,
основа обороны и труда,
бессмертие и сила Ленинграда.[104]
Бессмертие и сила Ленинграда обеспечивались каждодневным подвигом его жителей, подвигом, который был сродни фронтовому, а в чём-то даже и выше.
Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжелых ватниках,
в промерзших полумасках,
как равные – приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая слава,
держа венок в обугленных руках.[105]
Жители блокадного Ленинграда набирают воду, появившуюся после артобстрела в пробоинах в асфальте. Декабрь. 1941 год
Блокадная поэзия Ольги Берггольц и «Ленинградская симфония»[106] Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, первые три части которой были закончены в сентябре 1941
