живет в Стэмфорде.
— За кого? — удивилась я. — Неужели за доктора?
— Тебе Люси сказала? — забавно надулся Питер, разочарованный тем, что сюрприз не удался.
— Нет. Догадалась. Прошлым летом у него было такое лицо, когда он говорил о ней… Насколько она его старше?
— На десять лет. Но их не смущает. А во вдовьем доме сейчас Аманда. Помнишь ее? Приехала на все лето.
— Помню, конечно.
Шевельнулось неприятное воспоминание о том, как ее гипноз заставил нас с Тони заподозрить Маргарет в обмане, но я попыталась прогнать это чувство. В конце концов, я сама была виновата, не сказав ей всю правду. А сама старушка мне понравилась. Забавный такой попугайчик.
Люська с собаками вышла на крыльцо. Не выбежала с воплями, как в прошлый раз, скорее, выползла.
— Мать моя женщина, — ахнула я, взглянув на нее.
Мне казалось, что, родив двойню, Люська растолстеет еще больше. К концу беременности она действительно по скайпу выглядела огромной, но потом резко начала худеть. Через месяц после родов от нее остался один бюст, которым мы, пожалуй, сравнялись. Все остальное усохло хорошо если до сорок восьмого размера.
— Светка, ты ужасно выглядишь! — в качестве приветствия заявила моя лучшая подруга, неловко обняв меня и обцеловав Витю, от чего тот захныкал.
— Удивительно, с чего бы это? — фыркнула я и присела, чтобы Фокси и Пикси смогли познакомиться с малышом. Они старательно обнюхивали его со всех сторон, а он блаженно улыбался и тянулся к ним ручками.
— У Пикси зимой были щенки, — пояснила Люська. — Одного я подарила Агнес на свадьбу. Тебе Питер сказал, да? Прикинь, вот ведь хитрая старуха, никто даже и не подозревал. Ну так вот, когда всех щенков разобрали, барышни сильно затосковали. Одна понятно — детей отобрали, вторая за компанию. И вот мы привезли принцесс. Все. Они их поделили и счастливы. Джинни щенок Фокси, Лана — Пикси. И ведь не путают же, в отличие от Питера.
— Да ладно тебе, — буркнул Питер. — Я уже различаю. У Джинни щеки толще.
— Убиться веником, — прокомментировала Люська по-русски и снова перешла на английский: — Думаю, теперь они будут решать, чьим щенком будет Витька. Твоего мнения, мамаша, не спросят. Ладно, пойдем. Мне уже надо обратно к девкам. Кошмар. Кормлю одну, потом другую, потом сцеживаюсь, полчаса тишины — и они уже требуют продолжения банкета. Хорошо хоть няню нашли приличную, очень помогает. Запомни, миссис Уиллер. За Витей тоже присмотрит, если что. Так что извини, я тебе много времени уделять не смогу. Пусть тебя Питер развлекает.
— Вещи отнесли в ваши прежние комнаты, мадам.
Я обернулась. Полускрытый тенью колонны, на крыльце стоял Джонсон. Лицо его было, как обычно, абсолютно невозмутимым, но в глазах… Я вспомнила, как мы попрощались год назад, и внутри дрогнуло.
«Зайдешь?» — вопрос был в его взгляде, в чуть приподнятых бровях.
«Конечно», — так же молча ответила я, опустив веки.
— Как ты думаешь, Виктор сможет побыть без тебя полчаса? — спросил Питер, пока мы поднимались по лестнице. — Можно было бы оставить его в детской с Люси и няней и выпить чаю в саду.
— Заодно и проверим, — согласилась я. — Если будет сильно орать, пусть няня его принесет. Мне только переодеться надо.
За год в замке произошли перемены. В торце галереи, где раньше висел портрет лорда Хьюго, пробили дверь, которая вела прямо в «Хэмптон-Корт».
— В первой комнате теперь детская, дальше комната няни, — пояснил Питер. — Ночью девочки в будуаре Люси, а я пока сплю в комнате, где обычно останавливается герцог Бэдфорд.
Я остановилась у портрета Маргарет. Она смотрела куда-то в вечность, сквозь меня. Как ни прислушивалась я к своим ощущениям, но ни ее взгляда, ни знакомого теплого ветерка не почувствовала.
«Маргарет, — мысленно сказала я. — Помнишь, ты спрашивала, вернусь ли я? Вот я и вернулась. С Витей — он тоже твой прямой потомок. Наш с Тони сын. Тони умер, но… я знаю, что он жив. И я постараюсь его увидеть».
Она ничего не ответила, но вдруг я почувствовала что-то такое… как будто солнце вышло из-за тучи и его отражение вспыхнуло в лужах. Как в аэропорту, когда я спрашивала ее, должна ли позвонить Тони и сказать, что жду ребенка. Только сейчас, в галерее Скайхилла, не было ни солнца, ни луж. И все же я знала: Маргарет слышит меня даже там, где она сейчас. И почему-то от этого моя уверенность, что я смогу найти Тони, стала еще крепче.
Войдя в детскую, я вытащила Витю из кенгурушки. Люська сидела в качалке у окна и кормила одну из девочек. Я уже успела забыть, что дети могут быть такими крошечными. К пяти месяцам Витя догнал ростом и весом своих ровесников и выглядел вполне так мордатеньким. Няня Уиллер, улыбчивая женщина лет сорока в голубом платье и белой косынке, держала на руках вторую. Корги лежали у ног той и другой, внимательно следя, все ли в порядке с их приемными щенками.
— Кидай его пока в манеж, — предложила Люська. — Попьешь чаю, вынесем весь колхоз в сад.
— Подожди, мне его переодеть надо. Там наверняка полным-полна коробушка.
— Вон там — Люська кивнула на шкафчик рядом с пеленальным столиком. — Подгузники, салфетки, крем, присыпка. Все, что надо.
— Ваши памперсы нам не подойдут.
— Обижаешь, мать. Специально заказала мальчуковые, побольше. И пожалуйста, не говори «памперсы», это не комильфо.
Переодев Витю, я положила его в большой низкий манеж с сетчатым ограждением. Последний раз он ел в машине по пути в Скайхилл и вряд ли должен был проголодаться в ближайший час. Перекатившись с живота на спину, Витя продемонстрировал, как ловко умеет засовывать в рот большой палец ноги.
— Класс! — восхитилась Люська. — И как это у них только получается?
Собаки посмотрели друг на друга долгим загадочным взглядом. Пикси встала, подошла к манежу и легла рядом. Витя тут же попытался ухватить ее за шерсть через сетку. Корги прикрыла глаза и стала похожа на сфинкса с Университетской набережной.
— Все, ребенок пристроен, — засмеялась Люська. — Идите, мамаша, не отсвечивайте. За ним есть кому присмотреть. Только телефон не забывай с собой носить. Если что — сразу наберу. У тебя английская симка осталась? Нет? Ну ладно, отправлю кого-нибудь в деревню купить тебе новую.
Я открыла дверь своей комнаты и остановилась на пороге. Воспоминания нахлынули с такой силой, что стало трудно дышать. Отпихнув с дороги чемоданы, я легла на кровать. Херувимы все так же насмешливо скалились с потолка балдахина.
— Привет, засранцы, — сказала я. — Уж извините, больше вам не
