грудь локтями, она продолжала держаться за его плечи. Сони прерывисто задышала от дурмана и страха, одновременно накатывающих на неё волнами.
— Мне больно, — с трудом выдавила Сони, ее поясница ныла и готова была сломаться в его стальных руках, и Камал отпустил ее.
— Зачем ты привел меня сюда? Что тебе нужно? — спросила она, освободившись от железных тисков.
— Неужели ты не скучала? Ведь мы не виделись долгое время.
— Ты не оставил мне возможности для скуки.
— А я думал, ты будешь рада нашей встрече.
— Ошибаешься! Твое присутствие лишь…
— Что ж ты замолчала, продолжай.
— Лишь… лишь возрождает неприятные воспоминания.
— Так уж и не приятные, а, крошка?! Я вижу, освободившись от нежелательного мужа, ты жила припеваючи. Ха! Какой же по счету из хахалей этот твой недавний щегол?
Сони с отвращением посмотрела на него:
— Как же ты мерзок в своем цинизме?!
— Спасибо за комплимент. Я одариваю вас таким же, — ехидно усмехнувшись, Камал отвесил ей шутливо галантный поклон.
— Мне не о чем с тобой говорить. Мы все уже давным-давно сказали друг другу, — парировала Сони и развернулась, чтобы уйти.
— Нет уж, постой, — он схватил ее за запястье и процедил сквозь зубы, — нам, ой, как много есть, о чем поговорить.
Глаза Сони горели жестоким огнем и метали молнии, но его глаза также ярко блестели ей в унисон. Словно бог войны спустился на землю, и они пали пред его выбором, став жертвой предстоящей битвы. Напряжение витало в воздухе, окружив их ореолом, казалось, малейшее движение, и они вцепятся друг в друга, как кошки.
— Если б ты не запуталась в своих сетях лжи, мы могли бы избежать той трагедии в прошлом! — наконец первым произнес Камал и слегка толкнул ее, но не рассчитал силы, и Сони, не удержав равновесие, присела на скамейку, больно ударив локоть.
Вскрикнув от боли, она схватилась за больное место, и, растирая пальцами, бросила на Камала взгляд полный ненависти:
— Так значит, если нет виноватого, давайте его назначим?!
За пеленой ненависти Камал разглядел в ее взгляде глубокую боль и горечь. Внезапный прилив нежности толкал его в её объятия, чтобы утешить. Но какая-то глупая гордость распаляла в нем злобу.
— А разве нет?! Если б ты только всё рассказала сразу же… если б сказала, что малышка — моя дочь… Я бы простил тебе всё! Мы могли бы избежать того, что случилось.
— Как же легко обвинять кого-то? Ты всегда прав, Камал! Никто не может перечить тебе, даже я. Если бы, если бы! В чем ты меня упрекаешь? В чем? Моя вина лишь в одном, в том, что я безумно любила тебя!
Её глаза наполнились слезами и блики луны заиграли в их кристальной чистоте.
— Смерть малышки полностью на твоей совести, — бросил обвинение ей в лицо Камал, хотя знал отлично, что это не так, но не хотел признаваться в этом.
— Как ты жесток! Зачем ты меня мучаешь? Зачем теребишь старую рану? Я с трудом избавилась от этих кошмаров, а ты вновь начал преследовать меня. Почему бы тебе не оставить меня в покое?! Чего ты добиваешься? — Сони с трудом выдавливала из себя слова, подавляя слёзы, рвущиеся наружу. — Ты отнял у меня всё! Отнял малышку, отнял сына, моё спокойствие… Что тебе еще нужно? Моя жизнь?! Так отними и её тоже и избавь меня от этих постоянных кошмаров, от этих страданий и мучений.
Спрятав лицо в ладонях, Сони горько зарыдала и быстро встав, убежала не оборачиваясь.
Вечеринка разгорелась на всю катушку. Во всю играла музыка, шампанское лилось ручьем, и никто не собирался покидать прекрасный вечер, где веселье сулило радость и удовольствие. Один лишь Евгений не вписывался своим паршивым настроением в этот веселый раут. Он поглощал один за другим стаканы водки. Однако, казалось, выпитое было ему ни по чем, и он держался как новенький. Не так давно данное ему отступное, не давало ему покоя. Он все время прокручивал в памяти тот неприятнейший инцидент с Сони и этим франтом. Ревность сжигала его, не давая возможности алкоголю овладеть его телом в опьяняющем расслаблении. Алкоголь лишь увеличивал адреналин в крови и распалял ревность.
— О чем грустим? — внезапно, как из-под земли, появилась Елена.
— А что, так сильно заметно? — ответил вопросом на вопрос Джон.
— В твои-то годы грустить?! — улыбнулась Елена, — Смотри, как много прекрасных девушек, жаждущих общества одиноких мужчин, а ты прозябаешь здесь, в одиночестве.
«Мне нужна лишь Сони, и больше никто другой», — промелькнула в голове фраза у Евгения, но он улыбнулся и сказал:
— Я им, увы, не нужен!
— Ну, зачем же так сразу.
— Извини, давай сменим тему.
— Хорошо! А, кстати, где Сони?
— Веселиться с каким-то расфуфыренным и самодовольным франтом, — съязвил он.
— Да-а? — искренне удивилась Елена.
— Небось, укатили куда-нибудь, продолжить уже вечеринку в более интимной обстановке, — зло процедил он сквозь зубы, и при одной мысли, что Сони, державшая его на расстоянии, могла быть в данный момент более снисходительной к этому старику. Как отметил он, мужчина был уже средних лет и давно переступил рубеж молодости, хотя и хорошо держался. Ревность захлестнула Джона своей волной, утягивая в пучину утопленников.
Не понимая его состояния и странную злость, Елена промолчала и взглядом поискала мужа. Дверь террасы была открыта, и она увидала, как вошёл Камал своей вальяжной походкой. Раскрепощённый, уверенный в своей неотразимости! Истинный мачо! Он заметил ее и кивнул головой в знак приветствия. Улыбнувшись, Елена приподняла бокал в ответ.
Погруженный в свои мысли, Евгений не замечал ничего, ему изрядно надоело все и появилось жуткое желание в кого-нибудь замочить кулаком. Извинившись, он подошел к стойке бармена, разливающего напитки.
— Джон, желаю тебе хорошо повеселиться, — подмигнула ему Елена, — Главное, не забывай, завтра в девять на работу без опозданий.
И также незаметно Елена удалилась, оставив его в одиночестве.
Глава 16 — «Ревность»
Сгорая от ревности, Евгений ушел с вечеринки бродить по ночному городу. Город под покровом ночи не померк во тьме, а, наоборот, укутался в разноцветные фонари, светящиеся на столбах, и свет в витринах магазинов, лавок, баров и ресторанов. Также светились некоторые окна в домах и многоэтажках. С каждой минутой шум постепенно стихал, и город погружался в ночной покой, обретая тишину, но не теряя яркость от уличного освещения и ночного светила.
Машины стали реже разъезжать, на улицах не было видно уже ни души, а Евгений все бродил и бродил по светлым улочкам и темным проулкам. Теплый ветерок теребил
