багровые тучи нависли тяжко и сейчас полыхнут огнем.
А позади, в расщелинах горы злорадно посмеиваются и шепчут голоса:
— Думает, что сбежал…
— Куда же он сбежит?
— От нас — никуда…
— От себя — никуда…
— Никуда! Никуда! — закружились над головой темные тени. — Никогда! Никогда!
* * *
Рене де Спеле вынырнул из кошмара, минуты две лежал, опасаясь шелохнуться, только шептал:
— От себя никуда…
А потом как вскочит, как заорет: «Свет!», да как схватит второй ботфорт, да как запустит в зеркало! Звон, последовавший за этим отчаянным действием, заглушил монолог, можно было разобрать только последние его слова:
— …чертову мать!!!
Ну, тут не только мамы нечистую, но и бабушку его помянешь! Посудите сами: могучий Срединный, который накануне саму преисподнюю ограбил до нитки, простите, до флюидора; взрослый муж, которого наяву ничем не запугаешь, обречен буквально обмирать от детского ужаса! Нет, прав Князь Тьмы: пусть не погибель, но достаточно неприятное наследство человеческой сути несет Рене в себе самом. Пора заканчивать Срединное существование!
* * *
Контанель пробудился, ибо шатер вдруг озарился ярким светом — засверкал просто-таки по-дневному весь потолок. Господин де Спеле сидел в кресле и пристально глядел на виконта широко раскрытыми, неподвижными глазами, и нечто нечеловеческое почудилось Контанелю в его взгляде и позе. Но вот де Спеле улыбнулся, такой доброй понимающей улыбкой, что, улыбнись так хоть один-единственный раз отец Контика, то наш юноша согласился бы обучаться торговому делу и не стремился бы познать тайны далеких светил. Но, увы! Не улыбнулся по-доброму отец Танелька, и улыбка де Спеле уже ничего не меняла, разве что память о себе приятную оставила, ибо разлука уже стояла между де Спеле и остальными. Оставались лишь кое-какие формальности.
— Контанель, выслушайте меня очень внимательно, — начал Срединный, гася улыбку. — Дело Цепи завершено, благодаря вам Ключ возвратился к хозяину. Вы получите вознаграждение. Но я кое-что добавлю. Видите ли, на мою рубаху покушались зубы и дубины, когти и мечи, кинжалы и шпаги, стрелы и копья, но вы единственный, не считая прекрасных дам, доверили ей слезы. Не хмурьтесь, это вполне достойный поступок и не только не пятнает вашу честь, а говорит о достоинствах вашей души. Посему я дарю вам исполнение одного желания. Когда жизнь станет вам горше смерти — позовите Дебдороя. Я приказал ему исполнить одно ваше желание.
— А Виола? И ей поможет Дебдорой?
— Виола? А, любовь, любовь… Это решите вы сами. Кто знает, что ожидает вас на жизненном пути… А мой вам совет: не вступайте в баталии, даже с Виолой. И еще… Держитесь подальше от любых богов. Человек не может с ними общаться безнаказанно. Постарайтесь позабыть и Цепь, и меня, Сделайте это сами. Я могу… наложить заклятие на память, но, увы, рана будет слишком глубока, вы слишком многое позабудете. — Срединный говорил, с трудом подбирая слова, и лицо его сделалось усталым и словно постарело. Нет, ни морщины, ни дряблость его не изуродовали, но та неизмеримая древность, которую Контанель однажды почувствовал от Цепи и от пещерного ящера, проступала в облике де Спеле. На виконта словно бы дохнуло временем — чудовищным, беспредельным, которое не в силах ощутить человек. И парень замер, подавленный неимоверной глыбой безжалостного, равнодушного времени. Но де Спеле уже оттеснил свои странные непостижимые мысли и снова улыбнулся мягко, и чуть насмешливо. — И вот что — успокойте свою совесть: вы не служили Злу, вы просто возвратили благородному существу его собственность.
— А Дебдорой? А черти, вампиры?
— Мы победили их, покорили. Они смиренно служили нашему делу. Ваши души не отягощены грехом, каяться вам необязательно. Впрочем, можете покаяться, если пожелаете, нам это уже безразлично.
— Я буду молиться о вашей душе! — горячо пообещал Контанель.
— Не стоит, ей уже уготовано место на небе, — непонятно улыбнулся при столь важных словах де Спеле. — Впрочем, и это нам не помешает. Итак, юноша, повторяю — никаких баталий! Больше советов дать не могу. Я недолго был человеком, я плохо знаю людей, а сейчас… слишком мы разные. Совет птицы вреден для рыбы и наоборот. Все. Пора. Подождите здесь.
Вот такой совет дал господин де Спеле виконту де Эй. Срединному, видите ли, не понравилось, что Контанель вызвался быть палачом для лесовиков (помните обманную речку и резвый мост?), что бедняге Реликту голову снес лихо, даже не подумав об обездвиживании, что влияние Цепи, данное ею могущество, пробудило именно агрессивность в милом парне. Конечно, можно понять Срединного, который набрался миролюбия и пацифизма у Старейшего, но ведь племя-то Старейшего было, во-первых травоядным, во-вторых, неуязвимым и бессмертным. Кто мог ему угрожать, чего им было делить, когда их всего-то было пять сотен на всю тогдашнюю Землю? Пасись — не хочу! Впрочем, эти мутанты, кажется, питались эфиром… Да нет же! Какие еще токсикоманы? Эфир — это по-нынешнему вакуум, хотя какой он «пустота»? Ладно, с этим пусть физики разбираются…
Значит так: человек — существо всеядное, ему мяса, рыбы, яйца и приправ подавай! Значит, убивай и пожирай братьев наших меньших. И обороняться следует, ибо некоторые из тех братьев безгрешных закусить не прочь уязвимым и смертным человеческим телом. А территориальные и прочие конфликты… Всегда, даже в нынешнее время, ратное искусство в почете. Словом, и один совет Срединного был Контанелю не весьма полезен. Вот насчет баталий с Виолой… Тут он оказался прав, ох, как прав…
Глава 29
— Дед, дед, не тяни ты! Рассвет занимается, люди устали, и я не против завалиться спать.
— Что ж, передаю слово вам, молодой человек.
— Вовремя, ничего не скажешь! Я должен со всякой любовью разбираться?
— Вот именно. Поведайте нам, о, мой юный коллега, о Матильде и Виоле. Не забудьте упомянуть, что пылкая Матильда пыталась местами с Контанелем поменяться, дабы подкараулить де Спеле при возвращении. И Виола не прочь была бы оказаться в одном шатре с Нелем. И Контанель бы не возражал… Да только де Спеле их крепко запер.
— Дед, все-то ты знаешь! Может, и дальше о любви продолжишь? Уступаю очередь, так и быть. Загребай энергию!
— Угу, молодежь… Трудности их страшат…
— Ладно, продолжу, а то ты воспитанием моим займешься.
* * *
Прямо скажем, девочки были обижены. Отгремели грозы, отшумели ливни, настал час торжества и… На тебе, торжествуй под замком. Правда, Виола по ведьмовской привычке еще чтила в де Спеле старшего по званию и пререкаться с ним не смела, а вот Матильда усмотрела в покушении на свою свободу оскорбление. Теперь, когда де Спеле рассчитался со Старейшим, когда в награду можно просить возвращение из Срединных, когда
