Ей восемнадцать годов, хорошо играет, часто имеет приз, она в белой одежде для тенниса, до высоты колен, она играет с врагом из Швеции или Норвегии или другой. До игры они кидают мячи и хотят делать тело теплым, Эсмеральда клонит свое тело брать мяч на земле и слушает хохот. Много человек в отеле с большим шиком Ривьеры идут смотреть игру прямо здесь. Очень разумный судья сидит в высоком кресле. Эсмеральда бьет мячи своей, как ее, ложкой, и каждый раз она прыгает и клонит тело, все хохочут и даже бьют руками, чтобы показать свое удовольствие. Тогда она спрашивает почему, и безумная мысль приходит в ее голову. Тогда она трогает свое тело рукой, и это не безумная мысль: под платьем ее зад голый! Это потому, что она не одевает штаны и она не знает почему. Это трудно понять. Конечно, это сильный шок для ее ума. Она хочет играть опять, она гордая и сильный характер, она плохо прячет свое открытое место рукой, люди хохочут громко и все время, и даже ее враг, тогда она бежит прятаться в отель, очень стыдно, она плачет и больше никогда не играет в теннис.
Вот несчастливая история Эсмеральды, когда она лежит на матрасе. Она молчит, рука на глаза, Фредерик много думает и понимает, ей грустно, он громко идет маленьким шагом по полу, руки связаны на спине, и потом говорит:
– Ну и что! Зачем оставлять грустной с этим моментом в памяти? Вы делаете блокировку навсегда. Жизнь длинная и помогает. Ну показываете один раз свой зад публично, и что? Вы забываете? И что?
Эсмеральда еще плачет и делает своим нос вдох, как в шутку, и говорит:
– Вы говорите – забываю! Надеть штаны!
И начинает громко хохотать с Фредериком, а я, Йоко, я тоже хохотаю, прятаю свой рот. Потом они долго молчат, Фредерик в кресле и качает, очень жарко. Потом она сушит глаза, сидит прямо и говорит не гордо:
– Спасибо, Фредерик. Я чувствую больше легко теперь, когда рассказываю все вам, а вы мне говорите.
Вечером, о ком я говорю, и еще потом они вместе мирно и хорошие товарищи. Она снимает бороду Фредерика с американским ножом, трет его о камень, и он больше молодой и красивый теперь. Ему тридцать два годов. Когда солнце садится и они не дома, она снимает иногда браслеты с рук и ног плавать в океане и бросать воду наверх для шутки. Она смотрит на него с пляжа с автоматом, но он ее не атакует и не бежит везде, а когда она говорит: «Домой» и повернуть, чтобы его вязать, он поднимает плечи и делает так, и не злой. Она его тоже вяжет, когда идет джунгли поймать зверя или брать фрукты. Она ставит в песок два большие палки, вяжет туда его браслеты, когда он лежит, но тоже ставит палки и стену из парашюта против солнца.
Несчастливо, мне надо бежать мой домик, когда она идет джунгли, она теперь смело умеет с так-так, и увидит меня своими глазами, я мертвая, надо только один патрон. Один раз она делает мертвая большую дикую свинью – еда на много дней, я слушаю только один так-так. Я думаю, она хочет оставить Фредерике на пляже с браслетом у палки, пусть он думает, она идет надолго в джунгли и быстро идет назад, когда я иду дать ему свободу. Я больше не «бака» этой женщины.
Одно утро я в траве чувствую вкусный запах ее еды – яйца, жареные на мясо дикой свиньи. Потом я долго смотрю, где она ходит в джунгли, я знаю, где яйца птиц на острове. И где она идет, я делаю ловушки – дыры, бамбук, веревки и деревья, которые легко клонить. Надо много дней делать веревки и ловушки. С ножом Билла или Дика надо менее время, наверно, я говорю неправду, когда говорю – не хочу делать никого мертвым. Я хочу прыгать на спину французской и резать ее шею. Конечно, я шучу так, правда, не смешно. Правда, я не хочу делать женщину мертвой или чтобы она делать мертвой меня. Я хочу ее ловить и брать ружье и мужчина.
Так дни начинают и кончают, и каждый день – работа, чтобы не быть скучно одной, или я смотрю жизнь двух французских. Но каждый день больше близко сезон дождя и мне страшно жить в бедном домике из листьев и без еды, и Эсмеральда находит меня мертвая в грязи и едой для зверей.
Тогда один раз я плаваю возле пляжа австралийцев, солнце еще у воды, и идет мне мысль – птицы много над джунгли и кричат, как когда их ловит, но нет тик-так раньше, я в воде, Фредерик точно привязан. Тогда я беру рубашку Дика и бегу в джунгли. Уже долго я слушаю шум в листьях дерев и злые крики и иду там. Я дрожу от радости, я вижу своими глазами и кричу от победы: Эсмеральда висит за ноги наверху молодого дерева, я его клоню три дня раньше, наверно. Она зря трясет свое тело, чтобы убегать от моей ловушки. Тут веревка из сильной травы рядом с домом птиц, конечно, женщина хочет брать яйца, и вот она висит с криками и в ловушке.
Тогда я мирно иду к ней, мне не страшно ее так-так, он не в ее руке. Лицо ее красное вниз, и очень большие глаза смотрят вниз, она уже не трясет свое тело. Она говорит:
– Черт возьми, кто вы?
Я говорю с радостью:
– Иоко.
И быстро беру в траве так-так. Потом я говорю:
– Если вы мирно, я никто не делаю мертвый. Никто!
Я иду и беру на ее спине патроны, и иду, пусть гордая женщина думает, как менять свой характер.
Я бегу в джунгли и иду на пляж, где дом. Фредерик лежит на песке, руки и ноги вязаны к дереву, стена из парашюта закрывает его для жаркого солнца, но ему горячо. Я стою перед ним, и он смотрит и удивлен, потом закрывает глаза и говорит:
– Черт! Это неправда!
Тогда я говорю:
– Злая женщина в ловушку.
Он открывает глаза, больше удивлен, что я говорю его языком, пусть мало, и он говорит:
– Будьте любезны, Иоко, снимите быстро эти браслеты.
Я сильно думаю, когда бегу в джунгли. И я даю ответ:
– Я не думаю, мне надо их снять. Вы французский, как она, потом вы ее берете из ловушки, и я буду в тюрьме. Мне надо держать вас и ее.
Тогда он говорит тихо, он говорит, что ничего не делает против меня, и часто просит снять браслеты. Никогда всю жизнь я не вижу такие красивые глаза мужчины и лицо тоже, но я не даю себе думать другое. Иду в дом, беру воду в чашке, даю ему пить, потом мажу водой шею и грудь от жары. И не могу не целовать его рот. Я долго целую, потом он целует мой тоже, конечно, не просто, а с мыслью, я его делаю свободный, но потом я уже не дышу, мне жарко и мысли бегут от меня. Тогда я говорю, смотрю вниз глазами:
– Простите, но я живу без это с сезона дождя и я очень хочу мужчина.
Тогда я открываю рубашку впереди и иду голая на него, он между мои колени. Я тоже открываю его короткие штаны, а он тянет себя на браслетах и говорит:
– Что вы делаете? Вы с ума сошли?
Я не слушаю его слова потом. Он хочет убегать и меня злить шутками, и не дать себе стать большим, но я умею делать его большим, тс-с-с! Тогда я делаю дыры в песке под колена и чувствовать мужчину глубоко во мне, и я прыгаю, как на коне, и много раз имею удовольствие. Конечно, в удовольствии я говорю много идиотских слов, но он не понимает японский. Он уже тихий, я еще долго радуюсь и сильно его беру. Потом я без силы и лежу на песке на его теле, мое тело мокрое, даже волосы на лице. Ой-ой-ой, раньше не имела, чтобы мужчина связан, это очень хорошо!
