в соседней комнате спали двое изнывших за это время по отцу ребятишек. Из селян находились три человека, скорбно стоявшие и, видимо, собиравшиеся покинуть дом — пособолезновали, и будет. Так многие — заходили, посидели, постояли, повздыхали, перекинулись тихо словами и уходили.
Настала полночь. Никто уже не заходил, жители Олёкминска кто предались сну, кто впотьмах или свете лучины или свечи укладывался спать. Лаптев и Никитин, как уже знают читатели, имели свои намерения, а потому подошли ближе к гробу тогда, когда, кроме Ксении в избе и её спавших детей, никого не было.
Тишина. За окном лишь слышался заунывный ветер, временами доносился скрип калитки, оставленной настежь. С вечера налетевшие серые тучи сейчас принялись сбрасывать редкий снег, он позёмкой носился над землёй, цеплялся за ветки деревьев и кустарники, находил место в приямках и неровностях почвы.
Лаптев с Никитиным переглянулись: пора!
Лаптев наклонился к вдове, положил ей руку на плечо, та, не поворачивая голову, всхлипнула и продолжала сидеть, сгорбившись, словно взвалила на себя два куля с зерном. Он наклонился пред гробом так, чтобы заслонить то, что готов был сделать Никитин, и в то же время продемонстрировать разделение утраты, постигшей хозяйку дома. Никитин достал из-за пазухи вложенное в кожаный мешочек золото, приоткрыл край покрывала над покойным и сунул свёрток под бок Никите, смирно лежавшему холодным, безжизненным; глянул на Лаптева и вдову, свёрток подсунул дальше — под поясницу, ощутив при этом деревянную упругость и тяжесть трупа, отчего его передёрнуло. Поправил покрывало. Дело сделано.
Лаптев, продолжая держать руку на плече Ксении, тихо произнёс:
— Мы с Василием Никитиным посидим у вас, скрадём ночь, всё не одной горевать, — нарочито вздохнул: — Вот ведь как вышло, как же судьба людей выворачивает… Но держись, Ксения, не убивайся, слезами ничем не поможешь, не поднять Никиту, а изводить себя никак нельзя, детей на ноги поднимать следует…
Чуть приподняв голову, Ксения слабым голосом подала:
— Спасибо вам, Степан и Василий, хоть и не утешили, а всё одно спасибо, что люди добрые окружают.
Присев на лавке поодаль и прислонившись к стене, Лаптев и Никитин были готовы сидеть ночь напролёт, бороться со сном, а он и не донимал их до самого утра. Сидели сторожами, бдительно охраняя своё богатство, нажитое грешным путём.
Через полчаса пришли родственники — муж с женой, они тихо вошли, глянули, кто в доме, взяли табуретки и подсели к Ксении. На этот раз она мотнула головой, чтобы увидеть, кто пришёл, и навзрыд всхлипнула:
— Как жить-то, как жить теперь…
— Крепись, Ксения, крепись, — призывали присевшие, а сами и не знали, что сказать, чем утешить.
— Вы уж не оставляйте меня, пока смогу пообмогнуться…
— Да что ты, Ксения, об чём говоришь.
Родственники остались до утра, несли траур вместе с Ксенией.
С восходом солнца появились две соседки. Постояв минуту, обратились к Ксении:
— Ты б, милая, прилегла бы, сколь можно терзать себя, как за гробом-то пойдёшь, не дай Бог завалишься.
— И то правда, непременно отдохнуть надо, — поддержали родственники.
Они подхватили Ксению под руки и повели к постели. Ксения волочила ноги, руки висели плетью. Лаптев было привстал помочь, но женщины, что пришли утром, встряли:
— Сами справимся, не тревожься, вас мужиков и так работа ждёт, — и кивнули на гроб, дав понять: предстоит вынести его из дому, донести до кладбища и…
Так сидели оба друга до полудня, пока не пришло время выносить покойного из избы. Людей скопилось много, всяк хотел помочь в чём-либо.
Если Ксения шла за гробом самостоятельно, то пред могилой, в которую начали опускать гроб, она рухнула и застонала. Подбежавшие четверо мужиков подняли и на руках унесли подальше от последнего пристанища её мужа…
Поминки справляли почти всем селом, только в разных домах Осиповых, но вспоминали добрым словом обоих братьев. Понимая слабость одновременно овдовевших Ксении и Клавдии, еду готовили женщины в своих домах, а потом хором нанесли к столам, откуда ушли не своими ногами в последний путь Никита и Фома. Принесли и своё спиртное — при таком горе личное не жалко.
Мужчины выпили по три шкалика водки, женщины по одному, кто по два, а кто и просто пригубил, закусывали, но не засиживались. Не то время, здесь кураж неуместен, да и вдовы, вконец измотанные, еле держались, им бы предаться отдыху, но терпели и благодарили всех за помощь, что не оставили одних в таком горе…
Глава 31
Сказать, что зима на Олёкминск опустилась внезапно, то это не так. Природа — материальный мир Вселенной! Она сама определяет, когда менять времена года, и это подвластно только ей. Она незыблема и включает в себя множество звёзд и планет, Солнце, Луну и, конечно же, земной шар, представленный реками, возвышающимися горами, гладью озёр и вечно спокойными, а временами волнующимися морями и океанами, омывающими сушу. Природе без разницы, цветущая весна, знойное лето, золотая осень или холодная зима, она просто раскрашивает землю в краски, меняя палитру и погоду в течение года, лет, столетий.
— Чудно мир устроен, всё в нём складно устроено, впрямь Господь обо всём позаботился, это ж надо Создателю так поработать, — рассуждал Тихомиров на следующий день, как похоронили Осиповых, и находясь в полицейском управлении.
Пришёл уладить свои дела, связанные с сохранностью приисковой добычи. Людей купец Стальский не прислал за драгоценным металлом, а отправил письмо, в котором просил оставить золото на хранение исправнику, дабы у него в управлении имеется сейф и место в нём найдётся. А зимней санной дорогой, в крайнем случае по первой воде пришлёт доверенных лиц, и они заберут ценный груз и доставят его обычным маршрутом в Иркутск, с ними отправит и расчёт рабочим и ему, инженеру Тихомирову, за отработанный сезон. О дальнейшей судьбе прииска не было сказано ни слова, и Николай Егорович как бы меж строк понял — не быть прииску Александро-Николаевскому. Но не только вопрос сохранности золота волновал Тихомирова, хотелось узнать, удалось ли выявить убийц, завладевших золотом Осиповых.
— Всё так, только вот людей разными сотворил, и добрых, и злобных, завистливых и мстительных, а то и готовых жизни лишить кого, — заметил Ряженцев, выслушав мнение инженера о сотворении мира.
— Все при возрождении жизни на земле одинаковыми были, а уж времена народ меняли, ненависть рядом с добродушием корни пускала, оттого люди и шли с кулаками стенка на стенку. Дальше подальше за оружие взялись и войной пошли меж собою, сколь уж сражений на веках прошло, сколь человек погибло, ан нет, неймётся, то там, то сям грызни затеваются, и что из этого?
