о моей недальновидности заставило меня ожесточиться и занять оборонительную позицию.
– Ладно. Ты выиграл. Джейс не был моим другом.
Раздражение исказило черты лица Ашера.
– Тебе по душе моя непопулярность и простодушие? – Дрожь зародилась в ступнях, поднялась по голеням, бедрам, торсу, перекинулась на сжатые кулаки. Чтобы Ашер не заметил дрожи, я скрестила руки на груди. – Просто скажи, кого я имею удовольствие исправлять завтра, и уходи.
– Нет.
– Что нет? Это не предложение.
– Я не уйду, когда ты на грани, – он махнул рукой в мою сторону, – срыва.
– Я не на грани срыва, я на грани того, чтобы что-нибудь сломать. Быть может, твой нос, если не унесешь себя и свой гигантский комплекс спасителя из моего дома. – Я схватилась за свободный воротник свитера, дернула за него, но он просто сполз обратно по моему плечу. – Итак. Кто?
Губы Ашера стали тоньше, чем расстояние между картонными коробками с едой навынос, а между контейнерами из складчатой фольги расстояние было нулевым.
– Мне жаль, что ты заботилась о подонке, и жаль, что он причинил тебе боль.
– Ага. Без разницы. – Я сомневалась, что ему жаль.
Ашер бросил мою куртку на подлокотник дивана, а затем направился ко мне. Прежде чем я успела среагировать, он заключил меня в объятия и прижал к своей груди, зажав мои скрещенные руки между нами.
Я попыталась вывернуться.
– Что, во имя Абаддона, ты делаешь?
– Обнимаю тебя, Селеста.
– Отпусти. Я не хочу обниматься. – Я отчаянно пыталась высвободить руки, но оказалась крепко связана.
– Будь здесь Мюриэль или Найя, они бы обняли тебя. И ты бы им позволила.
Я выгнула шею так далеко назад, как только могла.
– Что ж, я не хочу твоих объятий.
– А что не так с моими объятиями?
– Они похожи на жалость, а мне твоя жалость не нужна.
– Жалость? – Он нежно обхватил мой затылок.
Ладно, хорошо. Это не похоже на жалость. По крайней мере, не та часть его тела, которая впивалась мне в живот. Хотя, возможно, это просто физиологическая реакция на трение, которое я вызвала, извиваясь.
– Почему бы тебе не сказать мне, что я делаю неправильно, дабы я мог улучшить свою технику? – спросил он низким, хриплым голосом, от которого моя проклятая кожа покрылась мурашками. Почему у него не мультяшный писклявый голос? Так было бы проще. – Я обнимал только одного человека, и она помещается на сгибе одной руки, и, хотя малышка жалуется на множество вещей, она никогда не жаловалась на мои объятия. Итак? Как мне сделать так, чтобы стало лучше?
– Отпусти меня.
Между нами повисла тишина, за которой последовало медленное сглатывание.
– Я пытался. Пытался целую неделю, а потом ты пошла и выбрала своего бывшего, и я так ослеп от ярости, что теперь выставляю себя дураком, пытаясь удержать того, кто презирает все, чем я являюсь и что делаю.
Я вздохнула.
– Я не презираю ни тебя, ни твои объятия, даже если они немного подавляющие. Что касается Джейса, он не мой парень и никогда им не был.
Между бровями Ашера залегла вертикальная бороздка.
– Ты спала с ним. Жила с ним.
Я откинула голову назад, что заставило пальцы Ашера соскользнуть с моей шеи.
– Я спала с ним, потому что это было весело и просто, а жила с ним из соображений практичности.
Двенадцать ударов сердца спустя – я считала их – он выдавил:
– Его руки касались тебя всюду.
Я приподняла бровь.
– Почему тебя это волнует?
– Потому что его душа запятнана, а твоя… твоя – нет.
Я фыркнула.
– Я возглавляю список грешников гильдии.
– Нет никакого списка грешников гильдии.
– Но если бы был, я бы всех обставила.
– Может, хватит себя принижать?
– Технически я себя возвышаю. Ведь я возглавляю список.
Он издал разочарованный вздох.
– Послушай, может, я и была наивной, когда дело касалось Джейса, но сейчас мои глаза широко раскрыты. Надеюсь ли я, что он изменится? Да. Буду ли я той, кто изменит его? Нет. Я не могу. Думала, что сумею, но дружба и миссии не очень хорошо сочетаются.
Ашер следил за моими глазами, словно желая убедиться, что я говорю правду. Не знаю, почему он смотрел на мое лицо. Воздух вокруг ног казался более красноречивым.
– Ты спала со многими мужчинами?
Каждая веснушка на моем лице – а их много – вспыхнула. С каких пор я краснею? И с каких пор архангелы интересуются сексуальной жизнью неоперенных? И почему его ладонь все еще на моей пояснице? Я попыталась отстраниться, но Ашер крепко меня удерживал. Так крепко, что казалось, будто мое сердце оторвалось и пульсирует в позвоночнике.
Его глаза закрылись, а рот сжался, будто он только что откусил что-то кислое.
– Почему ты спрашиваешь?
Веки Ашера распахнулись, а брови, будто в гневе, сошлись вместе.
– Так много?
– Много?
– Предполагаю, что их много, раз ты не желаешь отвечать.
– Я не хочу отвечать, потому что это очень личный вопрос. Не говоря уже о том, что тебя он не касается.
– Ты права. – Его рука соскользнула с моей поясницы, а затем и его взгляд опустился, отнимая последние две точки опоры между нашими телами.
Его реакция заставила мое сердце пропустить несколько ударов. Ревновал ли Ашер или просто проявлял любопытство? Опустив руки, я уступила.
– До Джейса у меня было еще два парня. Оба в Париже. В обоих случаях ничего серьезного.
Он взглянул на меня из-под длинных обольстительных ресниц.
– У меня никогда не было настоящих отношений, потому что я никогда их не хотела. Никогда не стремилась испытать душевную боль Лей. Привязанность приносит радость, но боль, которая приходит с ней… Не уверена, что она стоит той радости. Да, я любила Мими и Лей сердцем и душой, но не телом. Не могу представить, каково любить кого-то во всех трех аспектах. Крах такой любви… стал бы сродни уничтожению. Итак, вот моя не очень захватывающая история. Скольких людей ты любил за все эти годы жизни?
– Как ты любила Лей и Мюриэль? Двоих. Тобиаса и Найю.
– А как Лей любила Джареда? Как ты их тогда назвал? Половинками души? – Не мучай себя, Селеста. Не спрашивай, есть ли она у него. – Ты встретил свою? – Мне хотелось встряхнуть себя. Но сердце сделало это само. Оно так дико трепетало, что заставляло дрожать всю грудную клетку.
Взгляд Ашера скользнул к еде, остывающей на журнальном столике, и остался там.
– Да, встретил.
Мое сердце упало и замерло, как и моя дрожь.
– Я думала… Когда?
– Много лет назад. – Его челюсть щелкнула. Один раз.
