полковые разведчики, но, как это часто бывает, слишком поздно. На высоте восемьсот тринадцать был обнаружен и спасён лишь один боец ОМОНа с ранениями в обе ноги.
К середине апреля нас решили вновь посетить гости. В расположении штаба полка сел транспортный вертолёт, всеми обожаемая «корова». Я бежал сломя голову смотреть на это знаменательное событие и пытался привлечь внимание Скачкова. Вот только дембельский сон оказался важнее чуда отечественной авиации. При посадке этого гиганта (в прямом смысле слова) снесло плохо подкопанные палатки штабных. Мы от души смеялись, ведь нам приходилось спать в блиндажах и окопах. Из нутра вертолёта очень эффектно стартовали бойцы
спецназа с кувырками и занятием круговой обороны. Это у нас в полку, где численный состав более тысячи обстрелянных голов. Мы не шутили так очень давно и точно не здесь, на Кавказе. Хотя, может, инициатива этого замысловатого манёвра стояла вовсе не за спецназом. В итоге мы оценили шоу по достоинству – свистом и аплодисментами.
На позициях нашей роты шли ежедневные работы по оборудованию различных складов для боезапаса в виде дополнительных землянок. Даже посты теперь укрепляли толстыми стволами дуба в несколько настилов, способных выдержать прямое попадание мины. Соорудили подобие плаца и что-то вроде грибка, как на детской площадке. Сколотили стол и рядом вкопали тот самый офисный стул, на котором так полюбилось сидеть ротному. В свободное время там отдыхал командир, закинув ноги на стол, пуская дымные кольца «Явы». В штабе шли нешуточные разборки по поводу пропавших коров близ наших позиций, а рота неделю питалась исключительно мясом. Бедные чеченцы из зажиточного и небедного села пытались найти хотя бы подобие улик, но все улики были зарыты глубоко в землю. Мы ведь пехота и рыть землю умеем лучше всех.
Рядовой Скачков смирился с наказанием, но на контракт не соглашался, чем в очередной раз доказал ротному свою бесполезность в масштабах всей армии. Капитан скрывал его присутствие, пытаясь забыть о нём, не приглашая на построения и прочие мероприятия. Это устраивало обоих, но эмоционально страдал только Саня. Злобные братья по оружию придумали новый способ издевательств над страдальцем. Каждый третий пускал слух о решении ротного в скором времени уволить бойца, и тогда Скачкову вновь не спалось и не кушалось. Он ежесекундно был готов к отъезду в линейную часть и ежедневно разочаровывался в своих сослуживцах. Кавказ мёртвой хваткой вцепился в сапог бойца, и, казалось, нет той силы, которая могла бы эту хватку ослабить. Сила нашлась сама по себе. Наконец мы увидели работу комитета солдатских матерей в действии. Сердобольные мамы вели учёт о потерях полка, грубо говоря, держа руку на пульсе. Тут-то и выяснилось, что рядовой Скачков не ранен, не убит, не пропал без вести и не писал о желании служить по контракту, но продолжает упорно защищать Родину. Возник логический вопрос: какого чёрта и по какому праву? Эти вопросы появились и у командира полка, которые он озвучил всем инстанциям, всё же выяснив, что такой герой имеется в хозяйстве третьего батальона.
Ранним утром ротного вызвали в штаб на прояснение ситуации, где капитан заявил, что увольнять бойца он не хочет, но приказ всётаки выполнит. Таким образом наступил самый волнующий день службы Александра в присутствии практически всей роты – как свидетеля чуда вопреки. Редко, когда в отлаженной веками системе происходит подобного рода сбой. Но у ротного всё-таки был козырь в рукаве. При желании он мог растянуть процесс увольнения на пару дней, что крайне настораживало Скачкова и исключало желание дерзить и лезть на амбразуру. За Дембелем Золотым решили послать меня, так как убедить бойца в том, что это не сон и не очередная глупая шутка, было практически нереально. После обеда в прекрасный жаркий весенний день я удостоился чести оповестить друга.
– Саня, давай пляши! – крикнул я, улыбаясь сидящему на броне Скачкову.
– Чего вдруг? – лениво отреагировал боец. – Если письмо, то давай сюда, не до юмора мне.
– Нет, не письмо. Тебя увольняют, Саша.
– Вот это совсем не смешно, – отвернулся в сторону механик, – от тебя не ожидал.
– Я тебе на полном серьёзе заявляю. Всё, домой!
– Знаешь, сколько до тебя заявителей было? До обеда не перекидать. Так что я посплю, а то ночью жуть какая-то снилась.
Я подошёл к десанту машины и взял бронежилет бойца. Достал вещевой мешок и подвязал к нему каску, пытаясь всем своим видом дать понять, что я не шучу. Скачков, наблюдая за моими действиями, стал расхаживать взад-вперёд и, по всей видимости, волноваться. Когда я спросил его о том, где лежит автомат, он мгновенно исчез в башне машины. Через минуту парень был собран.
– Да ну, да не может быть, – шептал он себе под нос, поднимаясь на позиции роты.
– Может, может, – бодрил я его, всё время улыбаясь.
Когда Саня увидел ребят у блиндажа ротного, на лицо выползла довольная ухмылка. Не могли ведь они просто так собраться. Всегда нужен повод, а повод сегодня только один. Саня боролся с выражением своего лица, желая предстать перед командиром серьёзным и оскорблённым солдатом. Ротный сидел на любимом стуле, подле него Калядин. На столе журнал роты и прочие бумаги. Замполит смотрел на Саню двусмысленно, будто его присутствие могло что-либо изменить.
– Какими судьбами, Скачков? – решил напоследок отыграться капитан.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – поздоровался солдат, положив всё своё добро у ног.
– Я спрашиваю, чего тебе надо?
– Как чего? Увольняться пришёл.
– А-а-а… Так бы и сказал, что ты машину починил и пришёл увольняться, – хлопнул в ладони, смеясь, ротный. – Я ведь в тебе уверен был. Знал, что меня не подведёшь. А ты и впрямь молодец. Взял и исправил неисправность. Где БМП, почему на ней не явился?
– Так она там, – указал пальцем Саня на грунтовую дорогу, уходящую вниз к подножию сопки.
– И почему она там? – продолжил спектакль ротный.
– Потому что сломана, – повесил голову механик.
– Не понял? Мне послышалось? Старшина, замполит, вы слышали? Сломана? А уговор какой был? – серьёзно спросил ротный. – Теперь взял своё барахло и на исходную.
Лицо Скачкова помрачнело. Он поднял свои пожитки и медленно отправился назад к этой груде металлолома, которую проклинал каждый день. Выждав момент, когда голова бойца вот-вот исчезнет за поворотом, ротный чётко поставленным голосом вернул военнослужащего обратно. И так продолжалось до тех пор, пока парень не взмок, бегая туда-сюда. Мы смеялись открыто, понимая, что это реально последний день Скачкова в Чечне. По крайней мере, в роли механика-водителя. Рука Калядина не просто так выводила каракули в журнале.
– Устал? – взглянул, нахмурив брови, капитан.
– Так точно, – кивнул Скачков.
– Чего тогда носишься туда-сюда?
– Так вы приказали.
– А почему, знаешь?
– Увольнять меня не хотите!
– Вот, – встал из-за стола ротный, – золотые слова говоришь, Саша. За что тебя увольнять?
– По сроку службы положено, товарищ капитан!
– И что ты мне за это подаришь? – скрестил руки за спиной офицер, подмигивая замполиту. – К примеру, Титов мне квартиру обещал в Москве приобрести. Не в новостройке, конечно, но всё-таки.
– Ну это он палку перегнул, конечно, – улыбнулся Саня, – они ведь москвичи, сами знаете. Сначала обещают, а в итоге…
– И вообще никто из бойцов не обидел, – продолжал маскарад командир. – В мае следующий призыв увольняться будет. Сержант Логвин даже резиновую бабу прислать обмолвился однажды.
Все взглянули на Логвина, но он замотал головой, отнекиваясь. Раскраснелся и встал за спину мелкорослого Девятова, чтобы не попасть под переменчивое настроение капитана.
– Ну так что, боец? Решил насчёт подарка? – снова присел за стол ротный.
– Красный кабриолет, – шептали мы, окружив Скачкова, – яхта, джип, дача.
– Я в музыке неплохо разбираюсь, – наконец ожил Саня, приняв правила игры, – как насчёт последней модели Sony? Я о музыкальном центре говорю.
– Сойдёт, – дружелюбно согласился капитан, – я от тебя, болвана, на большее не рассчитывал. То ли дело Титов, – вздохнул офицер, – квартиру в Москве обещал. Увольняй его, старшина. Завтра в шесть
