вышвырнула бы тебя вон, поклянись ты мне в последнем. В таком случае я поняла бы, что ошиблась в тебе, и у тебя совершенно нет сердца. Но теперь я буду твоим другом, если ты этого хочешь.
Келлингтон несколько мгновений неподвижно стоял, уставившись на спокойное лицо Уинифред, а затем она с облегчением почувствовала, как его прохладные пальцы сомкнулись на ее руке. Ее гордость не пережила бы отказа.
– Спасибо. Верьте мне, когда я говорю, что мало чего мне так хочется, как иметь вашу дружбу.
Странно слышать такие слова от человека, который только вчера заявлял, что дружба между ними невозможна.
Одновременно смутившись, они расцепили руки.
– Я пойду к Эвелин. Предупрежу ее о переезде, – сказала Уинифред, надеясь, что по ее голосу нельзя сказать, что она нервничает.
– Да, разумеется. Я…
Келлингтон замолк, и она предложила:
– Напишите своей горничной о приезде гостей.
– Именно так.
Он поспешил вниз, а Уинифред задержалась в коридоре, прежде чем войти к Эвелин. Она была рада заручиться дружбой Келлингтона, но то, что он просит взамен, может стоить ей подруги.
Она постучалась и, получив ответ, вошла. Сидя на полу у изголовья кровати, Эвелин аккуратно складывала в дорожный кофр свои вещи.
– Я слышала в‑ваш разговор с Джоном, – сухо сказала она, даже не взглянув на вошедшую.
Уинифред похолодела, но, играя безразличие, прошла в комнату и уселась на кровать. Носком сафьяновой туфли она поддела жестяную шайбу с кремом и принялась катать ее по полу.
– Отлично. Мне не придется повторять дважды, – легкомысленно заметила она.
Выдернув баночку из-под ноги Уинифред, Эвелин гневно поглядела на нее снизу вверх.
– П-почему ты не сказала, что он до сих п-пор в меня влюблен?
– Зачем? Ты ведь в него не влюблена.
Швырнув баночку в кофр, Эвелин, уже не беспокоясь об аккуратности, сгребла в большой отсек все свои колбочки, щетки, платки, веера, перчатки, украшения и застегнула клапан. Ее пальцы двигались с торопливой сноровкой, выдававшей гнев.
– Я считала т-тебя своей подругой, – севшим голосом произнесла она и поднялась на ноги. Теперь Уинифред глядела на нее снизу вверх. – И сейчас ты п-предлагаешь мне отправиться в дом к ч-человеку, который испытывает ко мне ч-чувства? Это непозволительно. И ж-жестоко.
– Это ничуть не жестоко, он сам об этом попросил, – возразила Уинифред и потянулась, чтобы схватить Эвелин за ярко-зеленую ткань платья, но та отодвинулась. – Будет тебе. Келлингтон никогда не позволяет себе лишнего.
– Д-дело не в этом.
Подплыв к зеркалу, Эвелин поправила изумрудную заколку в виде павлиньего пера. Украшение скрепляло ее рыжие локоны на затылке.
– Ты должна б-была мне сказать. Разве ты не п-понимаешь, что принимать п-помощь от безответно влюбленного мужчины – совсем не т-то же самое, что принимать ее от д-друга?
– Не понимаю, – нетерпеливо ответила она, и отражение Эвелин нахмурилось. – Если тебе предлагают помощь – прими ее. Какое дело, влюблен в тебя кто-то или нет?
– Ты д-должна была дать мне об этом судить. Я не могу п-пользоваться чужими ч-чувствами.
– Ну и зря, – вырвалось у Уинифред.
Эвелин, вспыхнув, повернулась и схватилась за ручку чемодана.
– Если ты отклоняешь предложение Келлингтона, то куда ты собралась? К родителям?
– В Лондоне п-полно гостиниц, – огрызнулась Эвелин и обеими руками потянула чемодан к выходу, но он не сдвинулся с места.
Уинифред преградила ей дорогу.
– Не глупи. Я не позволю тебе жить одной в какой-нибудь дрянной гостинице.
– Это лучше, чем п-принять его помощь, – парировала Эвелин.
Пнув кофр, она зашипела, но застрявшая ножка чемодана выпрыгнула из выемки в паркете.
– П-пропусти.
– Нет. Пожалуйста, ты должна поехать с нами. Помочь Лауре. Если хочешь, я даже вытрясу из Келлингтона обещание остаться здесь! Он станет присматривать за Малин и Стелланом.
– Ты хочешь, ч-чтобы я выставила Джона из его же д-дома?
– Нет. Это сделаю я.
– Довольно язвить! – вспылила Эвелин и потащила вперед чемодан, невзирая на преграду в виде Уинифред.
Ее окатило сладостью духов подруги, но в этот раз к ним примешивался терпкий теплый запах, напоминающий горящее дерево. Эвелин остановилась и повела носом, и Уинифред поняла: это не духи.
– Ч-что это? – растерянно спросила она, выпуская кожаную лямку чемодана. – Как б-будто что-то горит. Кто-то перевернул свечу?
– Запах был бы слабее, – возразила Уинифред и выглянула в коридор.
С лестницы тянулся серый дым.
– На первом этаже пожар! Предупреди Малин!
Изменившись в лице, Эвелин бросилась к соседней комнате. Уинифред в три шага преодолела коридор, по ковру которого уже начал растекаться дым, и рванула дверь спальни Лауры.
Прервавшись на полуслове, Теодор поднял голову. Увлекшись книгой, он даже не заметил, что Лаура уже не спит, а молча лежит, уставившись в потолок.
– Винни? – Заложив книгу пальцем, он поднялся на ноги и вдруг нахмурился. – Что за запах?
– Похоже, дом горит, – коротко пояснила она и раскрыла дверцы шкафа, отыскивая накидку – Лаура была в одной ночной сорочке. – Выберетесь вдвоем? Я должна помочь Малин.
Лаура, опираясь на локти, села в постели. Ее глаза блестели.
– Я справлюсь и сама, – заверила она. – Пускай мистер Дарлинг лучше поможет мистеру Акли.
Теодор положил книгу на столик и принял из рук Уинифред серую шерстяную накидку, с беспокойством выглядывая в коридор.
– А где Келлингтон? – спросил он.
Келлингтон… В суматохе Уинифред совсем забыла о том, что он отправился вниз, в Малый кабинет, чтобы отправить записку своей горничной. Выругавшись, она бросилась к выходу.
Зажав рот и нос широким рукавом платья, Уинифред сбежала по лестнице. В дыму она различила фигуру дворецкого – обвязав лицо белым платком, он распахивал парадную дверь.
– Миллард! – крикнула Уинифред. – Где Келлингтон?
Старик, придерживая дверь для кухарки и перепуганной горничной Габи, указал ей на правое крыло. Кашляя и щурясь, Уинифред нырнула в облако дыма.
Из проема единственной распахнутой двери в коридоре лился свет и доносился шум. Продравшись через серую пелену, она замерла на пороге горящей гостиной. Судя по черному пятну на паркете, огонь занялся на полу, но очень скоро перекинулся на шторы, окно, рояль и накрытый простыней сервант. Потушенные шторы, содранные с карниза, дымящейся кучей лежали у окна, прямо под пылающим деревянным подоконником. Пламя вилось по стенам, сжирая старые бумажные обои. С помощью мебельного чехла, свернутого в широкий жгут, Келлингтон тушил рояль. С ножек пламя перекинулось на клавиатуру и корпус, взметнувшись едва ли не до потолка. Шипел и трещал лак.
Сдернув с комода простыню, Уинифред принялась охаживать ею пламя на застекленном серванте. Дыма было больше, чем огня. Стекло лопнуло, и языки пламени, взобравшись по деревянному низу, принялись вылизывать острые осколки. Ткань зацепилась за