Я, в свою очередь, иногда пускался в воспоминания об Упорядоченном и Хаосе. Только сейчас мне пришло в голову, что, раз уж мы находимся в моем воображении, то ведь я в силах показать человеку все то, о чем рассказываю. И я показывал ему картинки из фантастически далекой жизни и сам почти уже не верил, что это все было на самом деле. Павел смотрел и говорил:
— Как в кино!
Так здешние люди называли придуманные ими движущиеся картинки. Однако после этого он с гораздо большим почтением стал относиться ко мне, а как-то раз даже принес книги, в которых речь шла о Хаосе. Правда, написаны они были здешними учеными, которые пытались исследовать Хаос не с магической точки зрения, а с позиций физики и математики. Иное им просто было недоступно… Оттого эти книги оказались написаны таким мудреным языком, что ни я, ни Павел почти ничего не поняли. Вот Киршстиф — тот, наверное, заинтересовался бы всерьез…
Павел рассказывал мне о вещах столь удивительных, что даже пробудил интерес к Терре. Каким-то образом здешние люди ухитрились безо всякой магии изобрести оружие, способное стирать с лица земли целые города. Они придумали самодвижущиеся и самолетающие повозки, передачу голоса на расстоянии безо всякой мыслеречи, движущиеся картинки и даже полеты к небесной сфере. А самым удивительным мне показалось утверждение, будто существует машина, которая умеет мыслить. Еще не так, как человек, — но уже близко к тому. Иногда мне даже хотелось увидеть этот мир.
— Когда-нибудь, — рассказывал Павел, маленькими глотками отпивая из чаши неразбавленное вино, — и довольно скоро, должны появиться машины, которые смогут полностью заменить человека. Так говорят ученые. Хотел бы я до этого дожить…
«Я бы тоже», — подумал я. Все-таки мы недооценили закрытый мир… Конечно, вряд ли вся техника станет работать в Упорядоченном так, как она работает здесь, — все-таки законы мироздания на Терре искажены, — но этот мир наверняка способен подкинуть несколько замечательных идей для создания оружия или повышения удобства жизни. То есть тех сфер, в коих местные изобретатели преуспели более всего…
Оружие. Стоп. Причина, по которой я до сих пор сижу в магическом душном коконе, — это именно оружие. И, конечно, предательство людей… Интересно, сумел ли кто-то из моих соратников освободиться и продолжить наш эксперимент? Наверное, если бы это было так, то я бы об этом узнал… И куда все-таки подевались следящие амулеты с Атлантиды? Разрушились из-за всех катаклизмов или целы? А что случилось с двумя другими частями этого мира? По-прежнему ли они действуют?
Я осторожно расспросил Павла о Большой Печати, которую они называли просто лабиринтом. Место это издавна пользовалось дурной славой. Считалось, что там пропадают люди — вполне заслуженно считалось, надо признать. Но, как объяснил мне Павел, сейчас лабиринтом занимаются ученые-историки, которые пытаются установить его происхождение и назначение. Я едва не расхохотался, услышав это. Живо представил, как люди пытаются расшифровать следы работы одного из Новых Богов. Долго же они будут мучиться… Словно невзначай я спросил его о Звезде Хаоса, но он ничего не знал. Зато картины Порфирия в большинстве своем оказались целы и находились не так уж далеко от меня.
Потихоньку, по крупицам я выуживал из моего визави информацию. Давить на него мне не хотелось — ведь другого человека в моем распоряжении не было. А дальше расспросов идти не было смысла — что еще он мог мне предложить, этот человек?.. Павел, похоже, решил действовать так же, как и я — вначале ограничиться разговорами. Но по другой причине: он не знал, как еще можно воздействовать на меня в поисках желанных сокровищ. Однажды я сжалился и подсказал ему место расположения древних шахтных отвалов, в которых мое слабое магическое восприятие улавливало немало упорядоченных кристаллических структур. То бишь ценных камней.
После того Павел на какое-то время оставил меня, чтобы перелопатить эти отвалы. Когда он вернулся, то небрежно заметил, что нашел «только несколько дешевых бериллов», но глаза его при этом странно блестели. Думаю, пропащий человек Тихон мог бы гордиться своим правнуком…
Так продолжалось довольно долгое время — по человеческому счету, наверное, несколько лет. Или месяцев?.. Хоть я и мог теперь осязать Время, но счет его я утратил давно. Пару раз Павел приводил ко мне мальчика — своего сына. Но я плохо его запомнил… А однажды Павел исчез. Просто перестал приходить, и все.
Я забеспокоился, но потом подумал, что с людьми, такими непрочными и коротко живущими, может случиться что угодно. И если уж Павел проторил ко мне дорожку — значит, вскоре придут и другие.
И я не ошибся.
Спустя время ко мне явился юноша, почти мальчик, в котором я не без удивления признал сына моего недавнего гостя и праправнука Тихона. Когда он пришел ко мне со своим рассказом, я сразу понял, чего он ищет. Мальчику не нужны были сокровища. Ему нужен был отец — или старший товарищ, который поймет и поддержит, простит ошибки и наставит на верный путь. Я постарался стать для него таким наставником…
Павел действительно погиб, разбившись на самодвижущейся повозке. Ездили они, судя по рассказам, с головокружительными скоростями. Но не это оказалось самым интересным в рассказе юного Осинцева. Он заявил, что его отец незадолго до гибели столкнулся с людьми, прошедшими сквозь лабиринт «с той стороны» — так выразился юноша. Эти люди служили Хаосу и магу по имени Схарм. Правда, самого Схарма никто из них в глаза не видел…
От этих новостей я пришел в такое возбуждение, что даже на какое-то время перестал поддерживать иллюзию дома, и мой гость оказался вновь выброшен в темноту древней шахты. Ах, люди, люди!.. Что стоило Павлу рассказать мне об этом вовремя!.. Сколько времени бы он сэкономил!
Впрочем, я быстро собрался и вернул мальчика назад, в свой дом. Значит, Схарм жив и скорее всего тоже в ловушке, как и я. Но не в этой части мира… Тогда вполне возможно, что и другие не выбрались. У меня есть еще один шанс на то, чтобы покинуть ловушку раньше остальных.
Ведь те расчеты, что мы вели с Порфирием, не утратили своего значения. Я знал количество и направление Силы, которую должен приложить, и место, и даже фильтр, который нужен для преобразования остаточной магии этого мира. Дело было за малым — собрать все это вместе.
Тогда я отправил юного Майка служить схарматам.
Сам же я долго обдумывал, как мне самому не наделать ошибок. Время шло, и оно не щадило меня. Чем дальше, тем больше я убеждался, что эта попытка вырваться из плена скорее всего окажется последней — тело слишком сильно истощилось и изменилось под влиянием магии кокона. В коконе я мог бы протянуть еще долго… но что это была бы за жизнь?! А шансы выжить вне защитной оболочки уменьшались даже не с каждым годом — с каждым днем. Потому я уже не мог полагаться только на беседы. Я должен был действовать.
Тогда-то я и начал заставлять себя вспоминать. Все, с самого начала, с Брандея и моего Учителя — и до нынешних дней. Я должен был снова стать самим собой, вложить все силы в этот рывок… К тому же часть моих оживающих воспоминаний я показывал Майку — и ему, я видел, очень нравилось это погружение в чужую память. Даже странно: мир, придумавший такие чудеса, как движущиеся картинки и самолеты, все еще благоговел перед магией! А может, здешние жители и в самом деле смутно ощущали, что им чего-то не хватает? Что они обделены магией, этим животворным началом, которое питает все Упорядоченное?
