руку палку да двинулся.
– К вечеру дойду. Встретьте меня там, проводите до жилья. С утра и начнём.
Пахотнюк кивнул. Джип покатил по проселку обратно.
– Сразу видно, святой человек, – сказал Рябинкин. – Такого за версту чуешь.
– Главное, чтобы Белка почуяла, – ответил Пахотнюк. – И сгинула к своим беличьим чертям.
По дороге договорились, что Рябинкин встретит Гришу и поселит в сторожке на краю парка. Когда-то давно жил в ней сторож, да спился и помер, а нового Пахотнюк решил не нанимать – на кой ляд сторож в парке? Рябинкин обещался отнести Грише выпивку, еду и плату за первые дни, а утром и сам Пахотнюк собирался наведаться, посмотреть, как дела.
Ночь у Егора Тимофеевича выдалась неспокойная. То из-за одной стены доносился храп супруги (а вместе они уже давно не почивали), то за другой вдруг начинала всхлипывать Галя – дурдом, да и только.
Пахотнюк то и дело вставал, наливал себе рюмочку, выпивал да ложился обратно. Но сон что-то не шёл. Только смыкал глаза – мерещилось желтоглазое чудище, которое кралось к нему и норовило зубами вырвать сердце. Провалялся часов до двенадцати, потом встал с тяжелой головой, и то только потому, что услышал доносящийся с улицы гвалт.
Спускаясь вниз, столкнулся с Рябинкиным.
– Ну, как там схимник? – спросил Пахотнюк.
– Всё в порядке, Его Тимофеевич. Разместил, всё необходимое дал. Только не ходили бы вы сейчас.
– А что такое?
– Да снаружи народ собрался недовольный, как бы не вышло чего.
– Не выйдет, – сказал Пахотнюк и направился на улицу.
Вокруг крыльца и правда толпилось десятка два мужичков с недоверием в глазах. Некоторые были заметно пьяны.
– Главе наше с кисточкой, – сказал один.
– Поклон нижайший, – добавил второй.
– Ну, здравствуйте, – ответил Пахотнюк. – С чем пожаловали?
– Да вот сомнения супромеж нас, – продолжил первый. – Что-то Белка совсем распоясалась, народец-то мрёт. А вам, господин Глава, вроде как и нипочём всё.
– Что-то не видать стараниев, – добавил второй. – Али на руку вам, что люду поубавится?
– Ну, это вы бросьте, – сказал Пахотнюк. – Как можем, так и стараемся. Чей же я буду Глава, если народ весь передохнет? Кто в казну будет налоги платить? То-то же. А с Белкой этой не так легко справиться. Потому что она сам дьявол и есть. Ну, или слуга евойный.
Мужики зашептались между собой. Потом второй вопросил:
– И чего же делать-то тогда? Или к концу света уж готовиться, вещи в царствие небесное собирать?
– Насчет конца света не скажу. А только вот человека святого вчера мы привели, схимника. Молит за нас Бога, чтобы Белку отвадил. Поселён в парке, в сторожке. На него уповаю.
Мужики опять переговорили меж собой, покивали.
– А можно ли одним глазком взглянуть?
– Отчего же нельзя? Пойдёмте.
И Глава, сопровождаемый Рябинкиным, а также кучкой босых да лапотных, двинулся в сторону парка. Вроде и пути-то было всего ничего, но Пахотнюк к концу начал задыхаться – отвык пешком ходить.
Вошли в ворота, приблизились к сторожке, да и принялись охать и причитать.
Гриша лежал навзничь возле крыльца со вспоротым брюхом, из которого разноцветным узором раскиданы были внутренности. Возле головы лежали три пустые бутылки, образуя нечто похожее на нимб.
– Эвона дьявол-то разошелся, – пробормотал один мужичок.
– Смотри, у него кровь под ногтями, – добавил второй. – Видать, крепко с Белкой сцепились.
Пахотнюк почувствовал себя несчастным и опустошённым. Он отошёл в сторонку, прислонился к дереву и тяжело дышал.
– Что скажешь, Рябинкин? – спросил он.
– Да знамо что, – откликнулся Пафнутий Ленсталевич. – Неисповедимы пути Господни.
– Тьфу! – в сердцах выкрикнул Пахотнюк. – Делать-то что будем?
– Ну, это как водится…
– А что водится?
– А это уж подумать надо.
Пахотнюк вздохнул и повернулся к мужикам.
– Эй, вы, – сказал он. – А не хотите ли облавой на Белку пойти? Всё лучше, чем ныть да жаловаться.
– Боязно, – сказал один.
– Если уж она схимника того, так мы ж и совсем, – добавил другой.
– АААА! – завопил третий и ткнул пальцем куда-то вверх, за спину Пахотнюка.
Егор Тимофеевич даже поворотиться как следует не успел, как почувствовал, что чьи-то быстрые, острые зубы вгрызаются ему в правую ягодицу. В глазах его поплыло.
– А ну пошла! – завопил Рябинкин, пробегая мимо Главы с палкой.
Мужики перепугано глядели не то на Пахотнюка, не то за него и орали:
– За сиськи её хватай! За жабры! – однако сами с места не двигались.
Пахотнюк упал на землю и увидел, как между деревьев скрывается огромный серый зверь с пушистым хвостом.
– Сейчас я, Егор Тимофеич, сейчас, – послышался голос Рябинкина рядом, и Пахотнюк снова почувствовал на своей заднице зубы, на этот раз Пафнутия Ленсталевича.
– Рябинкин, – просипел он. – Ты что творишь?
– Яд надо отсосать, – выкрикнул Рябинкин и принялся за дело.
Пахотнюк ненадолго отключился, а пришёл в себя, когда четверо мужиков тащили его и Рябинкина к зданию администрации, поддерживая под плечи.
– Ты зачем это, дурень, сотворил? – спросил Глава Рябинкина. – Помрёшь же!
– Главное, чтобы вы жили, Егор Тимофеич. Я-то старый пердун, а вы народу нужны, – отозвался Рябинкин. – Ха-ха-ха! Егор Тимофеевич! Как смешно! У вас голова собачья! Это ж надо! Ха….
И тут же умолк.
Мужики остановились.
– Дух испустил, – сказал один, снимая шапку.
– Может, тогда уж прям здесь закопать? – спросил второй.
– А с этим что делать?
– Э, – зашевелился Пахотнюк. – Я живой.
– Этот живой пока! – закричал кто-то из мужиков. – Этого дотащим.
Пахотнюк снова впал в забвение, успев увидеть, как тело Рябинкина бросили на траве возле ворот парка.
Открыл глаза и обнаружил рядом жену. Пьяную, с заплаканными глазами.
– Ты чего здесь? – спросил он.
– Тебя оплакиваю.
– Чего меня оплакивать, не помер. А, чёрт! Повороти меня на живот, больно.
Серафима помогла перевернуться.
– А Марьянка где?
– Ясно где – у себя в комнате ревёт.
– Почему ревёт?
– Ты ж её ухажера в кутузку усадил. Она целыми днями таскает у меня водку, пьёт и плачет.
– Какого ухажёра?
– А ты и не помнишь?
Пахотнюк наморщил лоб и попытался вспомнить. А, да. Тушканчик…
– Сим, – сказал он. – Позвони Твердищеву. Прикажи доставить мне этого… Как его? Ну, ухажёра.
– Скажу, – Серафима ушла, и Пахотнюк снова отключился.
XII
Домкрат почувствовал, как его швырнули на шершавый деревянный пол. Звякнули кандалы на руках и ногах. Он приоткрыл заплывший от фингала правый глаз и увидел рядом с собой кровать, на которой лицом вниз возлежал Глава Поселения.
– Твердищев, твою мать! – просипел Пахотнюк. – Ты чего с ним сделал?
– Как приказано, ваш-бродь, в кутузку определил, – раздался сверху недоумевающий бас Твердищева.
– Дурак! Я же не приказывал его бить до полусмерти!
