очень уж много личного состава…
— Но это же бесполезно!
Спор нарастал.
Сам же Фрунзе молча наблюдал, слушая разные версии. И думал.
Наконец он поднял руку, привлекая внимания.
— Я думаю, что какого-то универсального решения не получится. И нам нужно будет поступить комплексно. Для начала представителям нашей госбезопасности, — кивнул он на Артузова, — нужно пройтись по личному составу пленных и посмотреть — кому из них можно предложить гражданство и присягу. Остальных — в лагеря. Не очень большие. Предложив наиболее подходящим из пленников охрану своих собратьев. Я слышал, что из негров-рабов получались самые лютые надсмотрщики над своими бывшими товарищами. Потому как сильно боялись вернуться в свое старое состояние. Мда. Вряд ли французы как-то принципиально в этом деле отличаются от негров. Ну а дальше работать с этими контингентами. Главная цель — всех, кто поприличнее забрать себе. Интегрировать в наше общество. Из остальных выжать все соки, и после окончания всей этой истории вернуть Франции морально и физически сломленными. В качестве живого назидания остальным французам…
Глава 4
1931, август, 22. Москва
— Приношу вам свои соболезнования, — произнес Фрунзе, глядя на сидящего напротив министра иностранных деля Японии.
Делегация прибыла вчера вечером.
Как раз на одном из военных дирижаблей. Сразу как стало ясно — Квантунская группировка точно будет уничтожена. Что грозило Японии фатальным геополитическим поражением. Комплексным.
Император, конечно, молодец, и сумел канализировать общественное недовольство, направив его на флотскую элиту. Ту самую, что взяла слишком много власти после Цусимы. Но…
Поражение южного фронта в Маньчжурии открывало возможность для утраты Кореи. Оборонять которую становилось крайне сложно, если вообще возможно. И ладно — Кореи. В Квантунской группировке оказывались заперто половина строевых сухопутной армии Японии. Что ставило жирный крест на экспансии. Кем ее осуществлять в случае их утраты? Особенно в свете перспектив потерь, которые маячили в намечающейся корейской кампании.
Это создавало практически идеальные условия для общего системного коллапса, как экономического, так и политического внутри страны. Перенаселение. Тяжелые военные промахи. Толпы озлобленных армейцев, переживших эту бойню. И… да и этого хватит…
На горизонте Японии отчетливо замаячила Гражданская война. Очень многие старые кланы были недовольны своим положением. И желали побороться за свое место под Солнцем пользуясь моментом. Особенно в связи с тем, что случившийся коллапс стал всецелой виной новых кланов — южных, на которых в свое время оперся еще Император Мэйдзи во время своих реформ.
Главными виновниками, конечно, стали кланы старого княжества Сацума, удерживающие власть на флоте. Потому что «потеряли берега» и из-за своего увлечения корабликами оставили Японию с голым задом, то есть, без средств к существованию и армии.
Другими виновниками объявлялись кланы княжеств Тёсю и Тоса, что со времен Мэйдзи отвечали за армию, подвинув в этом плане старые дома. В том числе и такой уважаемый, как Токугава. Тот самый, что выставлял своих представителей в сёгуны. Этих ругали за то, что ничтожны и не сумели отстоять армию, доведя ее до полного ничтожества. И что при сёгунах такого не было.
Слово сёгун вообще стало довольно часто звучать в раздраженных разговорах. Как докладывали Фрунзе. И он с этого немало веселился, так как это слово использовали в той же социальной формуле, что и фамилия Сталина в XXI веке. Дескать, сёгун придет и порядок наведет или при сёгуне такого не было… тем более, что в представлении японских элит Михаил Васильевич выглядел именно таким сёгуном, что установил власть в России и в сжатые сроки навел в ней порядок. Отчего она и побеждала.
Император же от таких заходов откровенно дергался. Потому что это грозило для него очень серьезными и далеко идущими последствиями. Неприятными, разумеется. Убивать его, конечно, бы никто не стал бы. Но вот посадить в золотую клетку и лишить реальной власти, как в эпоху сёгуната — очень даже. И, скорее всего, решетки на стенах этой клетки будут погуще, чтобы не вырваться как во времена Мэйдзи.
Хотя злые языки болтали, что ему бы стоило готовиться и к куда более губительным вещам. Союз уже показал, что умеет организовывать блокаду. А это грозило Японии голодными бунтами. Страшными. И все сокрушающими. Так как население страны восходящего солнца уже давно и критически превышая свои сельскохозяйственные возможности.
Голод и сам по себе мог все смести. Включая Императора и его институт. Но ведь были и другие зависимости. Например, нефть. А ее перерезать Союз мог еще быстрее и проще. После чего отрезать поставки еды становилось совсем легко…
Все выглядело настолько грустно и отчаянно, что Император едва сам не впал в депрессию и не сделал себе сэппуку. Но потом опомнился и животы начали вспарывать те, кто довел Японию до этого коллапса. Начался своего рода «маленький 37-ой год». Кланы княжеств Тёсю, Тоса и конечно же Сацума в течение нескольких дней лишились массы своих представителей. Позор которых, внезапно, оказался нестерпим…
А в Союз отправили переговорщиков, чтобы как можно скорее все урегулировать. Япония была не готова продолжать войну. Никак. Ни в каком формате. Даже несмотря на увещевания англичан, которые традиционно обещали золотые горы. Но, несмотря на свои обещания, ровным счетом ничего не могли сделать. А сражаться за чужие интересы дальше выглядело для Японии верхом безумия.
— Я не вполне вас понимаю. — ответил невозмутимо министр иностранных дел.
— Я слышал, что в вашей стране горе — тяжелое чувство вины унесло почти все руководство министерства флота и морского штаба. Да и многих иных.
— Они поступили как люди чести.
— Без всякого сомнения. Я впечатлен. И даже в чем-то завидую. Было бы славно завести такие порядки и у нас. А то… — махнул рукой Фрунзе. — Иной раз хочется взять кувалду и нанести удар милосердия отдельным, потерявшим совесть людям. В том числе высокопоставленным. А может быть и не один удар.
Министр молча кивнул, принимая ответ. О чем он думал, по его невозмутимому лицу было не понять.
— Я очень рад, что мы наконец сможем снять все возникшие между нашими странами разногласия. — продолжил Фрунзе. — Если я правильно понял, вы ведь для этого и приехали?
— Так и есть. Мой Император желает прекратить эту войну и установить крепкий мир. И согласие.
— И экономическое сотрудничество, не так ли? А то какой мир без торговли?
— Разумеется.
— Хорошо. Тогда предлагаю сразу перейти к делу. Я знаю, что в Японии это не принято. Но вы мой гость и мне хотелось бы, чтобы вы уважили традиции моей страны.
