– Поди сюда, поди сюда, песик, – поманил Донни.
Брат Монах посмотрел на нас, потом на Донни, потом снова на нас и положил пакет к нашим ногам. Донни рванулся к нам, но пес кинулся на него. Донни выстрелил. Брат Монах взвизгнул и, по-моему, умер прямо в прыжке. На Донни он упал уже мертвым. Донни повалился навзничь и выронил ружье. Ружье подобрал Дилан.
Донни сбросил с себя пса.
– Что ж… – сказал он и улыбнулся.
Он видел, что Дилан целится в него, но, не переставая улыбаться, поднялся.
– Не вставать, – велел Дилан. – Лежать.
– Что ты собираешься делать, Дилан?
– Лежать, – повторил Дилан.
Донни шагнул ему навстречу.
– Эй, дружище, – начал он, – не будем все портить. Это наш билет в долгую и счастливую жизнь. Ружье нам уже не нужно, отдай его мне, и – клянусь – я выброшу его, и мы наконец заглянем в этот пакет.
Он сделал еще один шаг.
– Какой же ты ублюдок, какой ублюдок! – пробормотал Дилан.
По его щекам текли слезы.
Донни еще раз шагнул ему навстречу и протянул руку. Прежде чем он успел взять ружье, я выхватила его из рук Дилана. Я сделала шаг назад, прицелилась Донни в голову и увидела, как исказилось его лицо. Он понимал, что я выстрелю, по правде выстрелю. Его глаза умоляли, заклинали («заклинали» – надо же, пригодилось все-таки), будто он всерьез думал, что в этом мире для него еще осталось место.
Я нажала на спусковой крючок.
Я надеялась, что Донни, когда я его застрелила, было до жути стыдно за все, что он сотворил. Что он молил о прощении, потому что в этом случае, если верить Гамлету, он бы – раз – и вознесся на небо. А мне теперь суждено вечно гореть в аду. Ну и ладно!
Дилан достал из пакета деньги и уставился на них.
– Сходится? – спросила я.
– Тут сплошные тысячные банкноты. Один миллион – это тысяча тысяч, значит, десять миллионов – десять тысяч тысяч.
Дилан разложил деньги на десять одинаковых стопок и одну рассовал себе по карманам. Остальные девять отнес в бункер. Там он рассыпал их на песке, набросал сверху сухих веточек, а на них уложил несколько веток побольше.
– Ты уверен? – уточнила я.
– Уверен, Салли Мо, – ответил он. – От денег люди гниют, как от проказы. Единственное, что можно сделать, – это позаботиться, чтобы они не попали тебе в руки.
Мы затащили Донни в бункер и положили на костер. И подожгли.
– Что ж, девять миллионов все-таки достались Донни, – сказала я.
Мы выбрались наружу и закрыли за собой дверцу. Брата Монаха мы похоронили в песке.
– А дверцу-то мы зря закрыли, – сказал Дилан. – Без кислорода огонь погаснет.
– Будем считать, Донни повезло.
Мы спрятали миллион евро под бревном в кемпинге и приложили записку: «Для пострадавших от махинаций банкира Кроммелинге». Той ночью мы легли спать вместе в моей палатке. Но ничего такого не делали. Хотя нет, я делала кое-что удивительное: я спала. Настоящим сном, долгим и глубоким. И кажется, без сновидений. Так что сейчас я спать не буду. Ты не устала, Салли Мо, ты не устала! В ту ночь ты выспалась на всю оставшуюся жизнь.
Мы вернулись на пароме домой в понедельник днем, то есть вчера, если эта ночь еще считается вторником. На самом деле, конечно, уже среда, пять утра, за окном светлеет, поют первые птицы. Мы думали, что за нами придут из полиции, – все утро понедельника мы так думали. Но никто не пришел. Было чуть ли не жаль, ведь мы тренировались, Дилан и я, чтобы отвечать в точности одно и то же. Это Дилан придумал, да так, что не подкопаешься. Бейтелу мы предложили рассказать про звериный пир, тут все было схвачено. Но наши с Диланом показания должны были сходиться.
– Ты знала погибшего мальчика? – спросил Дилан.
– Да, – ответила я.
– Я тебе подакаю! С представителем полиции неплохо бы и повежливей!
– Да, господин следователь.
– Мне кажется, нас будет допрашивать женщина.
– Да, госпожа следователь.
– А его брата и сестру ты тоже знала?
– Да, госпожа следователь.
– Как вы познакомились?
– Когда нас похитили. Нас держали вместе.
– Где вас держали?
– Не знаю, госпожа следователь, нас схватили, затолкали в машину, завязали нам глаза и развязали, только когда мы уже оказались на месте.
– Мы – это кто?
– Дилан, Бейтел, Донни и я, госпожа следователь.
– А кто вас похитил – иностранцы?
– Нет, госпожа следователь, они говорили без этого… как его… акциза.
– Ты хочешь сказать, акцента.
– Да, прошу прощения, госпожа следователь.
Дилан посчитал, что нам лучше прикинуться дурачками.
– Как они выглядели?
– Они были в балаклавах, госпожа следователь.
– Тебе было известно о смерти мальчика по имени Бакс?
– Да, госпожа следователь, они нам рассказали. И добавили: у нас есть еще шестеро, хватит как раз на неделю, можно каждый день приканчивать по одному – раскошелятся как миленькие. Нам было очень страшно, госпожа следователь.
– Понимаю. К счастью, вас отпустили. Тебе известно почему?
– Потому что Донни рассказал им, что у наших мам нет денег, из них ничего не вытрясешь.
– И ему поверили?
– Да, госпожа следователь, но только после того, как он присоединился к банде.
– Он присоединился к банде?
– Да, ему и балаклаву выдали.
Дилан рассмеялся:
– Про балаклаву, пожалуй, не стоит.
– Когда они получили свои десять миллионов, он сбежал с ними, – сказала я.
– Ты знаешь, куда они могли направиться?
– Нет, госпожа следователь.
– Хорошо, на сегодня хватит.
– Мне можно идти?
– Последний вопрос: тот мальчик, Бейтел, с его звериными россказнями, – он надо мной издевается или он правда того?
– Бейтел – самый милый мальчик на свете, госпожа следователь.
– Прекрасно, – похвалил меня Дилан.
Вот так мы сидели и готовились, но за нами никто не пришел. Хорошо, что у меня есть время это записать, а не то все усилия Дилана пропали бы даром.
Наши мамы пили вино на нижней палубе парома – красное, потому что были в трауре. Мы тоже сидели там, за столиком, как можно дальше от них. Бейтел поднялся наверх проверить, нет ли на борту зверей.
– Звери тоже ездят в отпуск, Салли Мо. Чаще всего во Францию, погреться на солнышке. Но небогатые звери ездят на этот остров. Тебе, наверное, интересно, как они сюда попадают?
