— Домой, домой, — тянет меня за руку баб Тоня, — нам полиция не нужна. Зачем нам неприятности? А Кристиночка у меня умная девочка, гениальная даже, вот. Предприимчивая. Вся в покойного отца, царствие ему небесное, — бормочет она, и мы уходим.
Ну, Лесневский поднялся, я видела. Держался за челюсть, но вполне живой. А остальное уже детали. Лишь бы хватило ему ума больше не появляться в радиусе ста километров от нас. А лучше — больше. А идеально — никогда. Потому что меня ещё разборки ждут. Я это по лицу Иванова вижу. Но уж эту неприятность я как-нибудь переживу. Есть у меня пара-тройка приёмов из личного арсенала. Как раз для усмирения буйных любимых мужчин сгодятся.
56
Дмитрий
Мишка молчал и дул губы, как пароходные трубы, всю дорогу. Но мне как-то не до него было, я готов был убивать, рвать и метать, творить безумства.
За Вариковой глаз да глаз нужно. Если б не бдительная бабуля и старший сын, неизвестно, чем бы закончилась сцена в парке.
Нет, я не думал, что этот пижон её уговорит/умыкнёт/убедит, что я монстр стопятидесятого уровня. Но и думать не желал, что успел бы он вбить ей в голову, если б я вовремя не появился, вырванный из офиса телефонными звонками баб Тони и Мишки.
Я как-то не учился на гонщика, но по всем раскладам получалось, что скоро смело смогу участвовать во всех известных заездах.
В квартире Мишку прорвало.
— В следующий раз мы тебе помогать не будем! — заявляет сын. — Ты жениться собирался?
Я растеряно моргаю, не совсем понимая, какая муха его укусила.
— Ну, да, — мямлю. Не ожидал подобного натиска.
— Ты сам говорил, что обещания надо выполнять! А сам? Я тебе говорил, что этот ж-ж-жених ещё появится. Ему тоже наша Аня нужна, а ты всё портишь!
Знал бы я, что я порчу…
— Я что-то делаю не так? — спросил осторожно.
— Всё не так! — шипит Мишка.
— Видел, — вздыхает Ромашка, — дядька с цветочками пришёл. А ты Ане ни разу не дарил. И в любви не признавался.
Чувствую себя полным ничтожеством. Они правы. Вот же: мелкие, вредные, а умные. Если учесть, что у бывшей вместо мозгов кошелёк, то я даже боюсь подумать, в кого они такие одарённые уродились.
— Папа ей халат и платье покупал, — защитил меня справедливый Михаил.
— Платье — это не то, — вздыхает Ромыч.
— Очень даже то! — спорит Мишка. — Что бы ты понимал!
— Фигня! — заявляет авторитетно младший. — Надо фубку, бррылианты и цветы.
— Вы о чём сейчас? — материализуется Варикова. Они с Селеной бабулю усмиряли, поили успокоительным, а то она разбушевалась немного на нервной почве. Мне бы тоже, наверное, нужно что-нибудь эдакое бахнуть, чтобы гореть в груди перестало.
— Да так, — уклончиво мямлю я и делаю страшные глаза. Сыновья гордо удаляются в детскую. Мишка напоследок показывает мне кулак. Вырастил на свою голову. Учить меня уму-разуму будут. Но, наверное, они в чём-то правы. Только шубки и драгоценности с Вариковой точно не сработают. Она ж не Елена Прекрасная. Это та была до подобных вещей падкая. Ещё и ещё и всё мало.
— Он за тобой шпионит, ты в курсе? — пытаюсь выйти на нужную для меня тему.
— Игорёк? — переспрашивает Анька, и я чуть ли не скрежещу зубами. Игорёк! Иго-го он недобитый! — Знаю. Догадалась, — вздыхает. — Ты зачем в драку полез? Кулак — это не аргумент.
— Зато душу отвёл, — не соглашаюсь с её доводами. — Это он Алёну науськал. Его рук дело.
— Я поговорю с ним, — по-своему понимает меня Аня. — Скажу, чтобы не лез в твою семью. Вы не виноваты. Просто он… такой. Борется до последнего, если что-то в голову себе втемяшил. Не знаю, что его на мне перемкнуло.
Зато я знаю.
— Не надо с ним разговаривать! — повышаю я голос.
— Давай мы это обсудим потом? — кивает она на детскую. Там две мордочки торчат. Подслушивают. — Пора обедать и Ромку спать укладывать.
Я не хотел ничего откладывать. Я жаждал довести дело до логического конца, но понимал: никакая злость на Иго-го не поможет мне. Поэтому я нажал на «паузу». Взял антракт. Были у меня кое-какие соображения, требующие реализации. Но лучше никуда не спешить, чтобы снова не наломать дров.
Держись, Варикова. Я решителен, как никогда. И то, что я притих, как Фиксик у миски с кормом, ещё ничего не значит!
Анна
После обеда Иванов, сославшись на дела, ушёл. Лесневский на звонки не отвечал: я всё же попыталась дозвониться к нему, чтобы поговорить. На расстоянии. Встречаться с ним у меня никакого желания не было. Абонент был вне зоны доступа, поэтому разговоры пришлось отложить на потом.
К ужину Иванов не явился, зато пришла мама Вера, что приняла у меня пост. Дети весь день вели себя тихо, даже непривычно было, но я всё равно устала, клонило в сон. Видимо, от слишком бурных событий в начале дня.
Иванов, как всегда, прибыл под ночь. С букетом.
— Решил переплюнуть соперника? — хмыкнула я, когда вместо знакомого лица впустила в дверь охапку роз. Соседка чуть из халата не выпрыгнула, наблюдая за нашими танцами у порога квартиры.
— А у меня есть соперник? — старательно нахмурил брови Иванов, и сразу же стал похож на старшего сына.
— Да, целых десять, и все они спрятались у меня под кроватью, — заверила я его, стараясь оставаться невозмутимой.
— Значит будем изгонять чертей, — сунул Димка мне в руки букет, — но позже. Я, Ань, пришёл, чтобы закончить волокиту с документами. Договор ты так и не прочитала?
Ах, договор… Я ещё смотрела на него с улыбкой, но уже получила в сердце укол. Мне верилось и не верилось, что он сейчас серьёзен. Вглядывалась в его лицо, но кроме деловитости ничего не могла прочесть. Такой, очень суровый Иванов. Босс, с которым я столкнулась, когда пришла устраиваться к нему на работу.
— Доставай бумаги, Варикова, — качнул он головой и уселся за стол. — Время пошло!
Я стиснула в руках букет. Отхлестать его по морде лица, что ли?
Иванов, видимо, понял мою кровожадность и, подскочив, букет из моих рук выдрал. Положил его на диван.
— Не отвлекайся, Ань. Нам ещё чертей гонять в спальне.
— Ладно! — вспыхнула я, представляя, каких чертей ему сейчас всыплю, как затолкаю его договор поглубже… в общем, затолкаю.
Я заметалась по комнате, вспоминая, куда засунула драгоценные для Иванова бумаги.
— Вот! — торжественно хлопнула папкой по столу. Слишком громко хлопнула, но я не на работе, дома, имею право на эмоции. — Всё подписано, забирай!
Иванов невозмутимо открыл папку, разложил на столе листы, а затем усадил меня на стул.