Мы с Ромом вошли в дом, и по ноздрям ударил резкий запах алкоголя. Наш славный командир расслаблялся в кресле у камина с бутылочкой вина. Никаких бокалов, исключительно из горла, а вместо закуски — гадостное расположение духа. Это стало понятно по неприветливому взгляду и злому прищуру Сальваторе.
— Волшебного вечера, — Тор приветствовал нас, не вставая с кресла. — Думал, не дождусь.
— Прости, — расстёгивая пуговицы на пальто, старалась не смотреть на командира. — Мы с Ромео немного задержались.
— Я показывал синьорине Гвидиче собор Великого Брата в Илиси, — лекарь стянул верхнюю одежду, снял шляпу и уселся в кресло напротив друга.
— А я улизнул от Святейшего пораньше, — командир не особо ловко ворочал хмельным языком. — Хотел больше времени провести с любимой, а её нет. Где ты, куколка?! — на пухлых губах кудрявого заиграла дурацкая улыбка.
— Торе, перестань, — заняла место на диванчике. — Ты видишь, я здесь.
— Не-а, — он мотнул головой. — Я звал свою любимую куколку, а ты — не она…
— Ты пьян, дружище, — Ромео поднялся и подошёл к командиру. — Я помогу тебе добраться до кровати.
— М-м-м… — промычал Торе, отпихивая от себя руку лекаря. — А сам завалишься на соседнюю койку с моей женщиной?
— Заткнись, — процедил Ром и вернулся в кресло. — Ты знаешь, я не позволю себе лишнего.
— Серьёзно? Тогда почему на пальчике синьорины Гвидиче кольцо твоей матери?
— Это тебя не касается, — огрызнулся Ландольфи.
— Замечательно, — Тор кивнул и перевёл плавающий взгляд на меня. — Что скажешь, куколка? Отдашься этому синьору за кусок металла с камешком?
— Не смей, Сальваторе, — Ромео глубоко вдохнул, пытаясь сдержаться порыв гнева. — Амэно не виновата.
Мне бы ответить командиру, а ещё лучше отвесить ему хорошую такую оплеуху, но ситуация крайне щекотливая. Чувствовала вину, потому что сегодняшний вечер в компании синьора Ландольфи стал одним из лучших в моей жизни. В конце концов, Тор пьян и ревнует, его можно понять. Лучше поговорить завтра, когда он протрезвеет.
— Не виновата, — командир запустил пальцы в кудри и надул щёки.
Одним махом допив остатки вина, он поднялся с кресла, но ноги не держали. Пары неуверенных шагов оказалось достаточно, чтобы командир запнулся и рухнул на ковёр. Ромео бросился его поднимать, а я подскочила с дивана, но осталась стоять на месте. Объяснив взглядом «не надо», лекарь закинул руку друга себе на шею и потащил его к лестнице. Терпеть не могла, когда Торе перебирал с алкоголем: жалкое зрелище, недостойное командира Ловчих.
Со второго этажа доносилась отборная брань — Сальваторе и Ромео ругались. Слов я не разобрала, но поняла, что причина конфликта — синьорина Амэно Гвидиче. Сидела на диванчике в гостиной и не шевелилась, дышала через раз. О, Сильван… Кошмар! Наверху что-то грохнуло, Тор ещё раз выругался, и всё стихло, а через несколько мгновений по лестнице спустился Ромео. Быстрым шагом он пересёк гостиную и скрылся в кабинете, громко хлопнув дверью. Моего терпения хватило на пару минут — сердце заходилось гулкими ударами: не выдержав, я бегом бросилась к лекарю.
— Гвидиче, иди спать, — попросил Ромео, когда я ворвалась в кабинет.
— Великий Брат, — заметила сбитые костяшки на правой руке синьора Ландольфи, — вы с Торе подрались?
— Один удар вряд ли можно считать дракой, — Ром говорил тихо. — Утром вернём тебе магию, и я съеду из этого дома. Закончу дела в Илиси, а потом вернусь в Польнео.
— Ты собираешься снять другое жильё? — сделала несколько шагов вперёд на ватных ногах.
— Да. Здесь мне делать нечего.
— Святейшие печати, это какой-то ужас, — я замотала головой, пытаясь прийти в себя.
Произошедшее казалось дурным сном, кошмаром, вылезшим из самой бездны. Всё рухнуло в один день. Я потеряла поддержку подруги, с Торе происходило что-то странное, а теперь ещё и Ромео… Как без него? О, Сильван…
— Прошу, не оставляй меня, — прошептала, закрыв глаза. Слова контролю не поддавались, логике тоже.
— Повтори, Гвидиче, — прозрачный чуть сладкий аромат его парфюма забрался в нос, и я разомкнула веки.
Лекарь стоял совсем близко и смотрел с надеждой услышать «останься» ещё раз, а у меня горло будто в тисках зажало. Прекрасно понимала синьорин, которые теряли головы под натиском природного очарования лекаря. Сдержать себя нереально. Ромео — сосредоточение мужественности и нежности, он ещё не прикоснулся ко мне, а голова уже кружилась. Пошатнувшись, подалась вперёд и оказалась в тёплых и таких нужных объятиях синьора Ландольфи.
— Останься, — попросила едва слышно, прижимаясь щекой к его груди.
— Делить тебя с Сальваторе?
— Что?! Да как ты…
В моей груди клокотал тугой комок возмущения. Ромео — развратник, похотливый сластолюбец! Любовь на троих?! Нет уж, увольте!
— Моя… — сквозь зубы процедил Ром и накрыл мои губы поцелуем.
В ту сумасшедшую секунду мир, который я старательно выстроила для Амэно, рухнул. Гвидиче заткнулась, перестав вести споры с Амэрэнтой Даловери. Впервые за долгое время я чувствовала себя собой — абсолютно счастливой и по-настоящему любимой. Синьор Ландольфи жадно забирал поцелуем страсть с моих губ, а я умирала от мысли, что это закончится. Запустив пальчики в густые волнистые волосы лекаря, тянула к себе, не позволяя завершить ласку, безмолвно требуя ещё.
— Мы должны остановиться, — шептал Ромео, целуя моё лицо. — Гвидиче, мы натворим дел, о которых ты будешь жалеть.
— Скажи! — на мгновение отстранилась и вцепилась пальцами в рубашку лекаря. — Скажи, почему сейчас меня целовал не Тор — ты?! И почему я хочу, чтобы поцелуй случился ещё раз? — мой голос дрогнул. — Ещё сотню тысяч раз…
— Потому что Сальваторе тебя не любит, — Ромео прижался своим лбом к моему. — Я тоже верил в искренность его чувств, уважал их и оставался в стороне, а несколько дней назад Торе признался мне, что после того, как чары Эммы перестали действовать, любовь прошла, и единственное, что заставляет его держать тебя рядом — твой чудесный носик.
— Неправда, — дёрнулась, но широкая ладонь лекаря легла мне на затылок.
— Мне дико неприятно делать тебе больно, — слова с горечью срывались с его губ, — но это правда. Сальваторе велел скорее заканчивать с настойкой и валить хоть к фавну на рога, лишь бы подальше от вас. Он боялся, что я поставлю чувства к тебе впереди нашей с ним дружбы. Давно стоило это сделать.
— Предать друга?
— Он предал всё, что у вас было, и я имею право попытаться…
— Предал?! — мой крик заглушил треск порванных ниток на рубашке Ромео, а пальцы свело. — Мы оба не понимали, что творим. Магия, морок, сумасшествие — называй, как хочешь, но это не наша вина.
— Не в этом дело, Амэ… Сальваторе поступил подло. Я ему не прощу.
