Растопчет и размажет. Теперь уже по-настоящему, пользуясь моей слабостью!
О, Боже. Боже мой. Что я натворила?!
Пытаюсь отстраниться, но Стас не дает. Еще крепче обхватывает руками. Еще сильнее притягивает к себе.
— Как так вышло, что у тебя за все это время не было мужчины? — рвано, хрипло произносит, а в глазах почему-то какая-то отчаянная надежда. На что?
Наверное, я еще не отошла от этого взрыва. И потому неправильно читаю в его глазах. Вижу то, чего нет и быть не может.
— Так просто вышло. — выдыхаю, не в силах даже пожать плечами.
Хотелось бы ответить что-то колкое, злое, сказать, что до сих пор меня никто не покупал и ни к чему не принуждал, — но даже этого не могу. Не могу, глядя именно сейчас в его глаза, в которых столько нежности.
Не могу, потому что он — единственный мужчина, с которым мне этого бы хотелось. Всего хотелось, будь он другим, а наша история — не такой жестокой.
— Софи-ия, — легко проводит губами по шее. к плечу, внизу, — а мне открыться еще сильнее хочется. Чувствовать его ласки, его поцелуи. Особенно — вот эти. С этой сумасшедшей нежностью.
Глава 47
Подхватывает меня на руки и относит в душ.
— Не надо, Стас. Я сама.
Пытаюсь сопротивляться, но и правда оказывается, что сама — не смогу. Как только он ставит меня на ноги в ванну, ноги тут же подкашиваются. Приходится снова обхватить его плечи, чтобы не упасть.
— Тс-с, — удивительно нежно подхватывает меня, придерживая.
Откручивает кран, мягко, осторожно оглаживает мои плечи мочалкой.
— Принцесса, — шепчет, проводя по плечам.
Едва касаясь, совсем невесомо.
На нем до сих пор распахнутая рубашка. Когда успел сбросить брюки, я даже не помню.
Но Стас будто не замечает на себе одежды.
Обводит по шее, опускается ниже, мягко, мягко ведет по груди мочалкой, оставляя след воздушной пены.
И смотрит.
Боже, он смотрит так, как никогда не смотрел! Никто и никогда не смотрел на меня ТАК!!
В этих глазах плещется любовь. Такой ее океан, что она обволакивает сильнее, чем струи воды, что на меня льются.
Нет.
Этого просто не может быть.
Это же Санников!
Он же ни любить, ни смотреть так не умеет! Не способен!
Определенно, я просто сошла с ума.
Этот взрыв, что произошел во мне, нарушил что-то в мозгах! И теперь я вижу то, чего не существует в природе!
— Тихо, принцесса. Я не причиню боли. Наоборот…
Мягко, до спазмов внутри, ведет мочалкой вниз, по животу, — и все во мне снова и снова сжимается.
— Нет, — еле выдыхаю, когда он тянет за бедро, заставляя меня распахнуть ноги. — Нет, Стас. Не надо. Там… Я сама…
— Тс-с, — не слушает, а мое тело снова, как и раньше, беспрекословно ему повинуется.
Ныряет краем мочалки внутрь, — и я перестаю соображать.
В один момент, стоит ему только там прикоснуться, как перед глазами снова вспыхивают искры.
И внутри набухает, закручивается горячий, жадный узел, который пульсирует внутри меня.
— Стас, — запрокидываю голову, застонав, цепляясь за его плечи.
— Да, принцесса. Да.
Шепчет хрипло, с надрывом, растирая мои складочки.
И меня обжигает. Ошпаривает.
Будто током простреливает снова и снова.
Впиваюсь глазами в его напряженный взгляд.
Потемневший, нечитаемый, а зрачки так расширены, и так полыхает в них что-то дикое, безумное, приправленное этой запредельной нежностью, что просто голова кругом. И ноги подкашиваются еще сильнее.
Если это только возможно.
Кусаю губы стараясь не поддаваться.
Но, черт, кажется, Санников полностью подчинил меня себе! И я больше совершенно над собой не властна!
Черт, этого же нельзя, невозможно было допускать!
Но я, как самое предательское мороженное, просто таю под его взглядом, под его руками… Поддаюсь наваждению, которое сама же себе и придумала. Забываю о том, какой он на самом деле! И даже понимание, что очень скоро он станет ликовать от своей победы, ткнув меня в нее носом, не помогает!
— Смотри на меня, смотри, Софи-ия, — его пальцы устраивают какую-то просто безумную пляску там, в самом естестве. Он снимает и придавливает мои складочки, задевает, прижимает уже разрывающийся, разбухший от невероятного, непосильного возбуждения, бугорок клитора, прижимает и отпускает, тут же сжимая с обеих сторон пальцами, продолжая кружить, придавливая, чуть задевая ногтями мои складочки.
И по всему телу, по коже, внутри внизу живота проходят бешеные, безумные волны. Все мощнее, все сильнее и сильнее накрывая. Пронзая. Острым током отдаваясь в венах, взрывая кожу.
Дрожу всем телом, даже не замечая, как закрылись, закатились мои глаза.
И хриплый голос не вырывает из этой нереальности. Наоборот, он дурманит и пьянит еще сильнее.
— Смотри на меня, София, — его губы касаются моих.
Распахиваю глаза, чтобы утонуть в его почерневшем серебре.
Сдерживаться больше нет сил, как бы я ни старалась.
И я уже не пытаюсь спрятать дрожь, что волнами проноситься по всему моему телу, разгоняет, воспламеняет кровь.
Обхватываю его руками, не сдерживая больше стонов.
— Какая же ты чувствительная, моя принцесса, — его голос своей хрипотцой, в которой чувствуется, слышится безумный огонь, бешеное возбуждение бьет будто по оголенным нервам. Пьянит так, что поневоле снова закатываю глаза.
— С ума от тебя схожу, Софи-ия. От чувственности твоей запредельной. От того, как ты дрожишь под моими руками. Как выкрикиваешь со стоном мое имя…
Пьянит. Пьянит и будоражит еще сильнее своим голосом, своими словами. Рваными, срывающимися, глазами этими дурманными, напряженными сжатыми челюстями.
Заставляет дрожать еще сильнее, вбиваясь пальцами вовнутрь. Резко, жестко, сразу тремя, — но я взрываюсь от этого толчка, от безумного наслаждения, острым током проносящегося вмиг по венам. Толкаюсь ему навстречу, судорожно сжимаясь внутри, вся превращаясь в один сплошной судорожный спазм, в вспышку, в взрыв, ору, выстанываю его имя, дергаясь вперед, сама насаживаясь на его пальцы, забывая обо всем на свете, отпустив все собственные заслоны, запреты и тормоза…
— Ты моя теперь, София. Моя. Принцесса. Моя совсем. Навсегда.
Слышу сквозь собственные стоны и крики. Его слова. Его чуть сдавленное рычание.