Эштон же улыбнулся и продолжал:
— Да, очень красивые. И сильные к тому же. — Он вдруг принялся покрывать поцелуями ее ноги, потом прошептал: — Мне кажется, ты слишком хороша для такой жизни. И еще мне кажется, что ты здесь недавно.
Она тихонько вздохнула.
— Да, совсем недавно.
Эштон грустно улыбнулся: слишком многие девушки продают свое тело только для того, чтобы выжить. Он уже собрался спросить, когда именно она стала заниматься этим ремеслом, но тут, не удержавшись, прижался к ней всем телом и тотчас же забыл о своем вопросе.
Пенелопа же хотела объяснить, как оказалась в этом доме, но в тот момент, когда Эштон опустился на нее, лишь вскрикнула в восторге и мгновенно забыла, что собиралась сказать. Правда, Эштон тут же чуть приподнялся, опираясь на локти, но это нисколько не уменьшило остроту ощущений. Его тепло, его тяжесть, его прикосновения завораживали и опьяняли. И еще больше ошеломило Пенелопу прикосновение того самого отростка — большого и твердого.
— Позволь мне увезти тебя отсюда, — проговорил Эштон и тут же удивился своим словам.
— Да уж, это было бы очень любезно с вашей стороны; — ответила Пенелопа тихим шепотом.
Затаив дыхание, она наблюдала, как Эштон развязывал шелковые ленты, соединявшие половинки лифа ее нескромного наряда. Наверное, ей следовало бы испугаться, во всяком случае — смутиться, но она беспокоилась совсем из-за другого. Понравится ли ему то, что он увидит? Не слишком ли маленькая у нее грудь?
— Я мог бы устроить тебя в каком-нибудь маленьком домике, в котором ты будешь жить с комфортом. — Он не знал, каким образом сможет себе это позволить, но был полон решимости найти такую возможность.
Тоненький голосок в его голове (то был голос совести, как он полагал) нашептывал ему, что он ведет себя сейчас точь-в-точь как его отец, так же безответственно и бездумно, но Эштон безжалостно его заглушил.
— А… — протянула Пенелопа. Она была разочарована, но не слишком удивлена. — Чтобы я могла обслуживать всего лишь одного мужчину? И этим мужчиной могли бы быть вы?
— Так было бы лучше для тебя, не правда ли?
Девица медлила с ответом. Потом вдруг сказала:
— А вам не приходило в голову, что я, возможно, вообще не испытываю желания кого-либо обслуживать? — «В особенности мужчину, который даже не знает, кто я такая, и ухаживает за Клариссой», — мысленно добавила Пенелопа, злясь на себя за то, что не может оставаться безучастной к нежным прикосновениям.
Он посмотрел на нее с некоторым удивлением:
— Тогда почему же ты здесь?
— Наивный вопрос, вам не кажется? Вы действительно думаете, что женщина просыпается однажды утром и думает: ну, пожалуй, я хочу стать шлюхой?
Судя по вопросу, едва ли лорд Радмур поверит Пенелопе, если она расскажет о похищении, о наркотическом зелье и о том, что ее держат здесь как пленницу. Очевидно, он, как и многие другие, считал, что женщина выбирает столь презренное ремесло по своему желанию. «Хотя, — размышляла Пенелопа, — некоторые женщины, возможно, действительно становились проститутками, ибо верили, что найдут богатого покровителя. Но наверное, куда больше таких, кого втянули в такое ремесло обманом или силой. Или принудила к этому нищета».
Пенелопа приготовилась рассказать Эштону о том, что с ней произошло, но тут он вдруг положил руку ей на грудь и все мысли тотчас же вылетели у нее из головы.
— Возможно, я задал глупый вопрос. Возможно, у тебя не было выбора. — Эштон поцеловал ложбинку меж ее грудей. — Но сейчас я предлагаю тебе выбор. — Он посмотрел ей в лицо и спросил: — Как тебя зовут?
— Пенелопа, — ответила она, зачарованная теплотой его взгляда.
— Пенелопа? — Он улыбнулся и пробормотал: — Странное имя для девушки из заведения миссис Крэтчитт.
— Я не девушка из ее заведения, — ответила Пенелопа и вдруг подумала: «Интересно, а миссис Крэтчитт действительно замужем? И если так, то где же ее муж?»
Не успела Пенелопа задать себе эти вопросы, как в голове у нее зазвучал чей-то шепот — словно кто-то пытался ответить ей.
Эштон снова заглянул в ее лицо:
— А кто же ты тогда?
По его тону Пенелопа поняла, что он насмехается над ней. Тем не менее она решила рассказать ему свою историю, пока рассудок ее окончательно не затуманился. Разумеется, она очень сомневалась в том, что он ей поверит, но все-таки подумала, что стоит рассказать — хотя бы для того, чтобы потом не сгорать от стыда, который, вне всякого сомнения, начнет терзать ее, едва закончится действие того зелья, что дала ей миссис Крэтчитт. Она надеялась, что почувствует стыд, если отдаст свою невинность лорду Радмуру. Хотя у нее было гнетущее ощущение, что стыда она, возможно, и не почувствует.
— А что, если я скажу, что перед вами лежит дочь маркиза и что ее похитили прямо на улице, притащили сюда, а затем продали миссис Крэтчитт? Что, если я скажу, что мне против воли дали выпить какое-то наркотическое зелье, надели на меня эту прозрачную одежду и привязали к кровати?
— Ты и впрямь рассчитываешь, что я тебе поверю? — спросил Эштон, подумав о том, что ему никогда не везло в жизни и что судьба в очередной раз насмехается над ним.
И действительно: впервые в жизни он испытал настоящее влечение к женщине, а та ведет себя как-то странно…
Пенелопа тихо вздохнула.
— Честно говоря, я не очень-то на это рассчитывала. — Она снова вздохнула. — Не могу ли я попросить, чтобы вы меня развязали?
— Да, я скоро отвяжу твои ноги. — Он начал покрывать поцелуями ее шею. — Видишь ли, я сразу подумал, что это довольно глупая игра. Но все же позволил друзьям втянуть себя.
— Игра? Как же она называется?
— Языческое жертвоприношение. Тебе не сказали?
— Никто ничего мне не говорил. И я не знала, что в борделе играют в такие странные игры.
— В борделях играют в самые разные игры. Но я никогда ни в чем таком не участвовал. И по-моему, я никогда не отличался богатым воображением. А потом вдруг увидел тебя. И в этот момент осознал, что обладаю очень богатым воображением. В голове у меня сразу возникло множество идей — о том, как доставить тебе удовольствие. Я понял, что смогу сделать все, что захочу. И намерен сделать так, чтобы ты тоже этого захотела.
Пенелопа знала, что сейчас, в эти мгновения, не являлась самой собой, ибо слова лорда Радмура порождали в ее сознании образы, которые скорее возбуждали, чем заставляли насторожиться. И она, немного поразмыслив, спросила себя, не было ли в ее снах с участием этого мужчины чего-то такого, что выходило бы за пределы поцелуев и нежных слов о любви. Она вроде бы не помнила ничего особенно распутного в своих снах, но, может быть, что-то упустила? Да, наверное, упустила. Только так можно было бы объяснить тот факт, что она столько раз просыпалась в поту и полная неизъяснимого томления. И вот теперь эти забытые ею сны и мечтания делали с ней почти то же, что и зелье, которое дала ей миссис Крэтчитт.
