Масштаб и скорость собирания земель впечатляют. Около 1464 года было присоединено Ярославское княжество, в 1471–1478 годах — Великий Новгород, в 1472-м — Пермь, в 1474-м — Ростов, в 1485-м — Тверь, в 1489-м — Вятка, в 1500-м — Югорская земля (район Печоры — Урала, населенный ханты, манси, ненцами и самоедами). В 1503 году, после победы в русско-литовской войне, к России отошли Северские земли. Всего во время правления Ивана III подвластная ему территория выросла более чем в шесть раз (с 430 тысяч квадратных километров до 2800 тысяч).
Необходимо обратить внимание на две особенности процесса объединения русских земель под властью Москвы. Во-первых, он был в значительной степени насильственным. Очереди из земель, желающих добровольно войти в состав государства всея Руси, не наблюдалось. Политика центра была жесткой, недаром о московской династии Калитичей Рогожский летописец применительно к более ранним событиям XIV века писал: московские князья, «…надеясь на свою великую силу, князей русских начали приводить в свою волю, а которые не повиновались их воле, на тех начали посягать злобою»[9].
Но эта злоба в большинстве случаев касалась элит. От присоединения к Москве страдали местные княжеские роды и связанная с ними региональная служилая аристократия, которой надо было искать свое место уже в новой, общерусской иерархии. Во избежание сопротивления Москва широко практиковала «вывод», то есть принудительное переселение представителей местной элиты с семьями на другое место. Тем самым разрушались корпоративные и служилые связи и аристократия становилась неопасна.
Рядовое же население — крестьян, посадских людей и мелкий служилый люд — эти перемены в большинстве случаев затрагивали мало (если они не попадали под карательные акции устрашения, которых, впрочем, было немного). Менялись сборщики податей и военные командиры, но жизнь и занятия оставались прежними. Поэтому объединительная политика Москвы не встречала серьезного сопротивления: локальные элиты не смогли поднять свое население на борьбу с «агрессией».
На этом фоне резко выделяется только одна акция, сопровождавшаяся серьезным конфликтом с населением, — присоединение Великого Новгорода (1471–1478). Здесь ярко проявилась вторая особенность объединительного процесса. Ее можно охарактеризовать как трагедию непонимания. Историческая правда — создание единой Руси, сильного государства, способного защитить свободу русского народа перед лицом любых врагов, — была за Москвой. Но кирпичами в величественное здание «Всея Руси» должны были лечь региональные культуры, земли, народы с их свободами. И там, где политическое сознание населения было более развито, — как, например, в Новгородской республике с ее вечевыми традициями, — «к Москве не хотели», не понимали, зачем надо поступаться своим частным, новгородским, во имя торжества целого — но чужого, московского.
Взаимоотношения Москвы и Новгорода в XV веке с каждым годом становятся все более непримиримыми. Показательна летописная оценка похода 1456 года великого князя Василия II на Новгород. Воеводы великого князя Московского, оказавшиеся перед лицом превосходящих сил новгородцев, говорят себе: «…помрем с ними за правду своего государя, а за их измену». То есть противопоставляются понятия «правды» (она за Москвой) и «измены» интересам Москвы (ее совершают новгородцы).
Понятно, что в городе на Волхове на ситуацию смотрели диаметрально противоположно, с точки зрения защиты своих прав и свобод — но в этом и заключалась трагедия непонимания, что оценки были противоположенными и непримиримыми и консенсус был возможен только путем истребления или по крайней мере покорения одной из сторон. Московский летописец, описывая поражение Новгорода, изображает его жителей сокрушающимися о том, что они наказаны «за свою измену к великому князю»[10]. То есть новгородские свободолюбивые мотивы в Москве просто не рассматривались и не воспринимались: какая там борьба за свободу? — это дьявол их попутал, и только поражение заставило протрезветь и раскаяться.
Показательны оценки и подбор фактов, которые приводятся о событиях 1471 года в московской летописи. Сторонников новгородской независимости московский летописец называет «…наученными дьяволом изменниками, прельстителями хуже бесов». Он обращает внимание на приезд в Новгород литовского князя Михаила Олельковича, сына киевского князя Александра Владимировича, потомка знаменитого Ольгерда, — вот он, несомненный признак готовящейся измены! Столкновения в ноябре 1470 года на новгородском вече «промосковской» и «пролитовской» «партий» летописец изображает как торжество коварства предателей: победили «литовцы», нанявшие специальных людей, в давке коловших своих противников шилами — «шильников». Люди в давке кричали от боли, а другие думали, что они криком голосуют за нужные предателям решения.
6 июня 1471 года начался поход московских войск под командованием Д. Д. Холмского и Ф. Д. Хромого против мятежного Новгорода. Вскоре выступили еще две группировки — под началом Стриги-Оболенского и самого Ивана III. Против Новгорода двинулись и силы Тверского княжества. Была взята и сожжена Русса, разгромлена судовая рать новгородцев на озере Ильмень. Пленным новгородцам воеводы велели «носы, уши и губы резати».
Данный жестокий акт, если он в самом деле имел место, показывает, в каком смысловом контексте оценивали москвичи поведение новгородцев. В Библии сказано: «Так говорит Господь Бог: вот, Я возбужу против тебя любовников твоих, от которых отвратилась душа твоя, и приведу их против тебя со всех сторон… красивых юношей, областеначальников и градоправителей, сановных и именитых, всех искусных наездников. И придут на тебя с оружием, с конями и колесницами и с множеством народа, и обступят тебя кругом в латах, со щитами и в шлемах, и отдам им тебя на суд, и будут судить тебя своим судом. И обращу ревность Мою против тебя, и поступят с тобою яростно: отрежут у тебя нос и уши, а остальное твое от меча падет; возьмут сыновей твоих и дочерей твоих, а остальное твое огнем будет пожрано; и снимут с тебя одежды твои, возьмут наряды твои. И положу конец распутству твоему и блужению твоему… Ибо так говорит Господь Бог: вот, Я предаю тебя в руки тех, которых ты возненавидела, в руки тех, от которых отвратилась душа твоя. И поступят с тобою жестоко, и возьмут у тебя все, нажитое трудами… Это будет сделано с тобою за блудодейство твое с народами, которых идолами ты осквернила себя» (Иез. 23:22–30).
Пророк Иезекиль говорил здесь о Иерусалиме, который за свои грехи, прежде всего грех неверности Богу, был низвергнут и подвергся нашествию иноплеменных. То есть в глазах Москвы Новгород был «изменником веры», который просто обязан за свой грех, за осквернение контактами с католической Литвой чистоты православия быть подверженным позорному насилию и разграблению. Москвичи, совершая на берегах реки Шелони страшный обряд и отрезая новгородцам носы и уши, чувствовали себя исполнителями Божьего суда. О том, что чувствовали и думали новгородцы, мы не знаем, но вряд ли они ощущали себя и свой город библейской блудницей, заслуживавшей Небесной кары… Московский летописец далее пишет, что в знак презрения к изменникам москвичи не брали себе их доспехи, как того требовала средневековая традиция, а метали оскверненное оружие в воду. Новгородцы, вышедшие на берега Шелони отстаивать свою вольность, воспринимались как носители грязи, греха.
