В 1915 г. для Покровского большее значение приобрела не только благотворительная, но и политическая деятельность в Государственном совете, поскольку, став его присутствующим членом, он вошел в руководимый Коковцовым Кружок внепартийного объединения. Покровский «придерживался умеренных взглядов»[65] и имел, подчеркивал Е.Н. Шелькинг, «открытый, умеренно либеральный образ мыслей»[66]. Вступление Покровского в Кружок внепартийного объединения подтверждало либеральный характер его политических воззрений, так как эта фракция верхней палаты состояла из деятелей, настроенных «если не определенно прогрессивно, то, во всяком случае, либерально»[67], ориентировавшихся на Группу левых (или Академическую) – оплот кадетской партии в Государственном совете. Характерно также, что в 1915–1916 гг. Покровский посещал салон журналиста В.А. Бонди, одного из столпов либеральных «Биржевых ведомостей»[68]. Впрочем, в 1914 и 1915 гг. Покровский являлся (в качестве приглашенного эксперта) участником 10-го и 11-го съездов Объединенного дворянства, а также членом Экономической комиссии его Постоянного совета, в которой сделал доклад об условиях развития российского экспорта[69]. Однако Объединенное дворянство не отличалось политической однородностью – наряду с черносотенцами оно включало в себя и кадетов, а потому причастность Покровского к деятельности этой организации нельзя расценивать как доказательство его консервативности. В августе 1915 г., с образованием в обеих палатах оппозиционного царскому правительству Прогрессивного блока, Кружок внепартийного объединения присоединился к нему, а Коковцов и Покровский стали влиятельными лидерами оппозиции в Государственном совете. Не случайно в марте 1916 г. Александра Федоровна называла Покровского «известным левым» и «последователем Коковцова и “Блока”»[70]. Тем не менее Покровский продолжал пользоваться благосклонностью царицы, впрочем, как и авторитетом у коллег по Государственному совету и министров.
В августе 1915 г. Покровский был избран членом от Государственного совета в Особое совещание по продовольствию. На заседании правительства 19 августа 1915 г. вопрос о вывозе золота в США для обеспечения внешнего долга министры решили обсудить в Комитете финансов «с участием сведущих лиц», прежде всего – Покровского[71]. В январе 1916 г. по рекомендации министра финансов П.Л. Барка Николай II ввел Покровского в Комитет финансов и формально. Ранее, в октябре 1915 г., он возглавил Комиссию для установления мер по упорядочению железнодорожного движения, в которую входили представители четырех особых совещаний – по обороне государства, по продовольствию, по перевозкам и по топливу, а также министерств военного, земледелия, торговли и промышленности, внутренних дел и Государственного контроля (аналога Счетной палаты)[72]. Как член Особого совещания по продовольствию Покровский уделял большое внимание решению продовольственного вопроса. Наконец, Покровский опубликовал статью, посвященную подоходному налогу[73]. Очевидно, что проведение этой реформы он по-прежнему считал делом своей жизни.
В 1916 г. карьера Покровского достигла пика: 25 января Николай II назначил его государственным контролером, а 30 ноября – министром иностранных дел. Весьма подробно о деятельности на упомянутых постах Покровский поведал в главе 5 публикуемых мемуаров, потому останавливаться на этом мы здесь не будем. Более чем годичное пребывание Покровского в Совете министров Российской империи закончилось после победы Февральской революции в Петрограде.
Хотя 28 февраля 1917 г. царского правительства фактически не существовало, Покровский и в этот день пытался исполнять свои служебные обязанности. Принимая утром послов Д.У. Бьюкенена и Ж.М. Палеолога, экс-министр сообщил им о последних событиях, а также о том, что Николай II отправил в столицу генерала Н.И. Иванова в качестве облеченного чрезвычайными полномочиями нового командующего Петроградским военным округом. Покровский выразил сомнение в успехе миссии Н.И. Иванова, поскольку «в руках повстанцев все железные дороги», между тем как «все полки» столицы «перешли на сторону революции». В заключение он флегматично заметил: «И теперь я жду своей участи». «Он, – описывал Ж.М. Палеолог эту драматическую сцену, – говорит ровным голосом, таким простым, полным достоинства, спокойно-мужественным и твердым, который придает его симпатичному лицу отпечаток благородства»[74].
Утром 2 марта Покровский сложил с себя обязанности министра иностранных дел, передав управление МИД А.А. Нератову[75]. «Моя роль кончена, – сказал он послу Франции. – Председатель Совета министров и все мои коллеги арестованы или бежали. Вот уже три дня, как император не подает признаков жизни. Наконец, генерал Иванов, который должен был привезти нам распоряжения его величества, не приезжает. При таких условиях я не имею возможности исполнять свои функции; итак, я расстаюсь с ними, оставив дела моему товарищу по административной части. Я избегаю, таким образом, измены моей присяге императору, так как я воздерживаюсь от всяких сношений с революционерами»[76]. Только 4 марта, после отречений Николая II и великого князя Михаила Александровича, Покровский встретился с новым министром иностранных дел П.Н. Милюковым, который навестил экс-министра на его служебной квартире[77], где вплоть до этого дня революционеры Покровского «вовсе не трогали»[78]. Сыграло роль то, что до Февральской революции Н.Н. Покровский пользовался доверием лидеров оппозиции, которые возглавили революцию, а после ее победы пришли к власти.
