А Махеш все не приезжал. Прошли все сроки сдачи экзаменов, наступило лето, пора каникул, а юноши все не было. Состояние ожидания постепенно сменялось чувством тревоги. Руп Чанд не находил себе места, и это даже сказалось на его делах. Он запустил торговлю, но не переживал об этом, потому что единственный его заботой сейчас был Махеш.
Дважды в его дом приезжал Рай Сахеб, они вдвоем по-стариковски неспешно пили чай, беседовали о том, о сем, но разговор неизменно переходил на Махеша.
— Не едет, — жаловался Руп Чанд. — И не пишет ничего, совсем ничего. Где он? Экзамены сдает. Так они давно закончились. Почему же не возвращается?
— Дела задерживают, — отвечал степенно Рай Сахеб.
Он еще ни словом не обмолвился о том, почему проявляет такой интерес к юноше, а то, что интерес есть, Руп Чанд не сомневался. Только раз Рай Сахеб сказал словно между прочим:
— В городском суде освобождается должность помощника судьи. От него в судьи шагнуть проще простого.
Сказал — и сразу перевел разговор на другое, но не таков он был, чтобы сотрясать воздух ничего не значащими словами. Сказанное им тоже к Махешу относилось. Руп Чанд понял это и еще больше укрепился в собственный догадке. Все так шло, как он с самого начала и думал, и только отсутствие сына в отцовском доме все портило.
— Приедет, должен приехать. Не забыл же он отца.
Он верил, что так и будет. Но день шел за днем, а Макеш все не приезжал.
СЧАСТЛИВЫЙ МЕСЯЦ
Дни установились жаркие, какими они и были в этих местах все годы в такое время. Ближе к полудню, когда солнце поднималось к зениту и тени домов и деревьев съеживались, лишая прохожих спасительной прохлады, люди уходили с улиц в свежий сумрак своих домов, и улицы становились пустынными, только торговцы выглядывали из своих лавок в надежде привлечь покупателя.
Мина и Махеш полуденного зноя, казалось, не замечали. Они нашли прекрасное убежище — парк, где и проводили целые дни с утра до вечера. Махеш заезжал за девушкой на велосипеде, и они вдвоем ехали по улицам. В парке у них были свои любимые уголки — тенистые и безлюдные, где можно бродить, обнявшись, и не думать о том, что кто-то их увидит.
— Странно, — говорила Мина. — Просто удивительно, что мы не встретились с тобой раньше.
— Раньше — это когда?
— Год назад, два года назад. Ведь мы учились вместе пять лет.
— И встретились буквально в последний день.
— Да, в последний день.
Сейчас учеба в университете не казалась им чем-то далеким и ушедшим безвозвратно. Все будто продолжалось, и грусть расставания с университетом и товарищами растаяла.
— Мне было так печально в последние дни учебы, — призналась девушка.
— И мне. Но сейчас этого нет. Правда?
— Да.
Они бродили по парку, взявшись за руки, а когда уставали, опускались в высокую траву и сидели, прижавшись друг к другу.
— Здесь хорошо, — говорил Махеш. — Тебе нравится?
— Нравится, — отвечала девушка и замолкала.
Они о многом не говорили друг с другом. Каждый рассказывал о себе немало, но о совместной судьбе ни слова, это была запретная тема. Что-то удерживало их, и откровенность заменялась шуткой или ничего не значащими словами. Тот вечерний поцелуй после концерта в университете был первым и единственным, после него Махеш не решался сделать следующий, боясь, что он же станет и последним. Им обоим казалось, что эти чудесные дни и прогулки по парку закончатся в один миг, стоит только сделать неверный шаг, а какой шаг можно было считать неверным, неведомо им, поэтому лучше уж оставить все так, как есть.
— Ты еще не думал о работе? — спросил Мина.
— Если честно, нет, — ответил Махеш, растягиваясь в траве. — Я сейчас даже на один день вперед не загадываю.
— Почему?
— Потому что мне хорошо в дне сегодняшнем. А о завтрашних делах я и буду думать завтра.
Мина неожиданно вздохнула.
— Что случилось? — приподнялся на локте Махеш.
— Так, ничего.
— А все-таки?
— Просто подумала о завтрашнем дне, — неохотно ответила девушка.
— А что будет завтра?
— Ну, не именно завтра. Так, в ближайшее время…
— И что же будет?
— Работа.
Она не договаривала что-то.
— А ты не думай об этом, — посоветовал юноша. — Как я, например.
— А ты не думаешь?
— Ничуть. Хотя мой отец напоминает мне об этом едва ли не каждый день.
— Твой отец?
— Да. Он шлет мне письма, и в каждом — одно и то же: «Приезжай, ведь пора подумать о работе, жду тебя».
— А ты?
— Что — я?
— А ты что делаешь?
Махеш рассмеялся.
— А я лежу вот здесь, в траве, — сказал он. — И работа меня ничуть не интересует.
— Что же тебя интересует?
— Не что, а кто.
Мина смутилась и отвернулась.
— Уже вечер, — сказала она.
— Прекрасная пора. Не жарко.
— Но скоро стемнеет.
— Пусть.
— Меня хватятся.
— И что?
— Будут искать.
— Там о тебе так беспокоятся?
— Я не сказала бы, — пожала плечами девушка и посмотрела на Махеша. — Мне не всегда хочется туда возвращаться.
— Почему? — спросил он, удивленный ее откровенностью.
— Я чужая там. Иногда бывает такое чувство, что никому не нужна.
— А я?
— Что — ты?
— Ты мне нужна.
Мина вспыхнула. Ей было неловко отчего-то, но Махеш взял ее за руку и сказал горячо:
— Я не обманываю тебя, да ты и сама об этом знаешь. Нам хорошо вдвоем, ведь так? И не обращай внимания на этих людей, иногда родственник для человека дальше, чем совсем чужой человек.
Он не был бы так откровенен сейчас, если бы не откровенность самой девушки. Она словно приоткрыла перед ним занавес, скрывавший ее мысли, и эта открытость вызвала у Махеша чувство теплой благодарности. Он поднес руку Мины к своим губам и поцеловал — едва ощутимо, легким прикосновением. Мина руки не отняла, сидела рядом, затихшая.
Вечер опускался на парк теплым покрывалом. Бронзовое от лучей заходящего солнца небо казалось остывающей после дневного зноя чашей, опрокинутой на землю.
— Ты не уедешь? — спросила вдруг девушка.
